Пол Андерсон - Тау - ноль

— Ты никому не сказал?

— Нет, конечно. Понятно было, что дело серьезное. Что случилось?

Она попыталась заговорить и не смогла.

— Еще кто-то придет на совещание? — спросил Реймон.

Она покачала головой. Он приблизился к ней, закрепился, обхватив одной ногой перила и уперев другую в пол, и обнял Линдгрен. Она прижалась к нему так крепко, как той единственной украденной ночью.

— Нет, — сказала она, пряча лицо у него на груди. — Элоф и… Огюст Будро… они сказали мне. Кроме них знают еще Малькольм и Мохендас. Они попросили меня сказать… Старику. Они не смеют. Не знают, как. Я тоже не знаю. Не знаю, как сказать кому бы то ни было. — Ее ногти впились в него сквозь тунику. — Карл, что нам делать?

Он некоторое время ерошил ей волосы, глядя поверх ее головы, чувствуя, как быстро и неровно стучит ее сердце. Корабль снова загудел и прыгнул. Из вентилятора подуло холодом. Металл вокруг, казалось, сокращался в размерах, съеживался.

— Давай, — сказал он наконец. — Скажи мне, alskling.

— Вселенная — вся вселенная — умирает.

Он издал горловой звук. Больше ничего. Он ждал.

Наконец Ингрид оторвалась от Реймона и отодвинулась настолько, чтобы взглянуть в глаза. Она заговорила торопливо и невнятно.

— Мы забрались дальше, чем предполагали. В пространстве и во времени.

Больше ста миллиардов лет. Астрономы начали это подозревать, когда… не знаю. Я знаю только то, что они мне сообщили. Все слышали, что галактики, которые мы видим, тускнеют. Старые звезды постепенно угасают, новые не рождаются. Мы не думали, что это затронет нас. Все, что мы искали, это одна маленькая звезда, не слишком отличная от Солнца. Таких должно было остаться много. Галактики живут долго. Но теперь…

Они не были уверены. Наблюдения вести трудно. Но они начали задумываться… не недооценили ли мы расстояние, которое преодолели. Они тщательно проверяли допплеровское смещение. Особенно в последнее время, когда мы проходили сквозь все большее число галактик, а газ между ними казался все плотнее.

Они обнаружили, что результаты наблюдений невозможно объяснить при помощи нашего тау, каким бы он ни был. Должен быть другой влияющий фактор.

Галактики собираются ближе. Газ уплотняется. Пространство больше не расширяется. Оно достигло своего предела и коллапсирует. Элоф говорит, что коллапс будет продолжаться. И продолжаться. До конца.

— А мы? — спросил он.

— Кто может сказать? Но цифры свидетельствуют, что мы не можем остановиться. Мы могли бы затормозить. Но к тому времени, как мы остановимся, ничего не останется… кроме пустоты, выгоревших звезд, абсолютного нуля, смерти. Ничего.

— Нам это ни к чему, — глупо сказал он.

— Да. Но что нам нужно? — Странно, что она не плакала. — Я подумала… Карл, не следует ли нам сказать «спокойной ночи»? Всем нам сказать это друг другу. Последний праздник с вином и при свечах. Потом разойтись по каютам. Ты и я пойдем в нашу с тобой каюту. И будем любить друг друга, если сможем, и скажем «спокойной ночи». У нас хватит морфия на всех. Ах, Карл, мы все так устали. Так хорошо будет заснуть.

Реймон снова привлек ее к себе.

— Ты читал когда-нибудь «Моби Дика»? — прошептала она. — Это про нас.

Мы преследовали Белого Кита. До конца времен. И еще… этот вопрос. «Что есть человек, чтобы пережить своего Творца?»

Реймон бережно отстранил ее от себя и посмотрел в видеоскоп. Глянув вперед, он на миг увидел мелькнувшую мимо галактику. Она, должно быть, находилась на расстоянии всего нескольких десятков тысяч парсеков, так как он увидел ее сквозь тьму очень большой и ясной. Ее форма была хаотичной.

Структура, какова бы она ни была когда-то, разрушилась. Она имела тусклый и смутный красный цвет, темнеющий на краях до оттенка запекшейся крови.

Галактика исчезла из пределов видимости. Корабль прошел сквозь другую, содрогнувшись, как от порыва урагана, но она была невидима.

Реймон отпрянул к пульту управления. Он был бледен.

— Нет! — сказал он.

Он и она смотрели с возвышения вниз на своих товарищей по кораблю.

Собравшиеся сидели, привязавшись ремнями безопасности к стульям, ножки которых были закреплены магнитными захватами к полу спортзала.

Положение было слишком серьезное, откладывать разговор не имело смысла.

Между тау, который теперь межзвездные атомы имели по отношению к «Леоноре Кристине», и сокращением длин в измерениях, проводимых людьми, и уменьшающимся радиусом самого космоса, реактивные двигатели корабля толкали его при нескольких десятых «g» сквозь предельные бездны межкланового пространства. И все чаще и чаще совершались броски ускорения, когда корабль отталкивался от очередной галактики. Они происходили слишком быстро, чтобы их могли компенсировать внутренние поля. Они ощущались как биение волн, и каждый раз шум в корпусе корабля походил на завывание ветра.

Четыре дюжины тел, столкнувшись друг с другом, могли получить множество травм. Но два человека, тренированных и внимательных, могли удержаться на ногах, держась руками за перила. И сейчас эти два человека мужчина и женщина — стояли рядом, выпрямившись во весь рост.

Ингрид Линдгрен закончила свой отчет.

— …вот что происходит. Мы не сможем остановиться раньше, чем произойдет смерть вселенной.

В зале повисла тишина. Потом несколько женщин заплакали, несколько мужчин прошептали проклятия или молитвы, но никто не повысил голос. В первом ряду капитан Теландер опустил голову и закрыл лицо руками. Корабль содрогнулся от очередного шквала. Корпус пронзил звук — пульсация, стон, свист.

Пальцы Линдгрен на мгновение вцепились в руку Реймона.

— Констебль должен вам кое-что сообщить, — сказала она.

Реймон шагнул вперед. Он смотрел на всех запавшими и покрасневшими глазами с такой свирепостью, что даже Чи-Юэнь не посмела шевельнуться. Его туника была волчье-серой, и кроме эмблемы должности, при нем находился автоматический пистолет, самая красноречивая эмблема. Он говорил тихо, но без тени того сочувствия, которое звучало в голосе первого помощника:

— Я знаю, что вы считаете это концом. Мы пытались бороться и потерпели неудачу. И вас нужно оставить в покое, чтобы вы примирились сами с собой или со своим Богом. Ну, я не стану говорить, что вы этого делать не должны. У меня нет ясного представления о том, что с нами произойдет. Я думаю, что больше никто не способен предсказать этого. Природа стала слишком чуждой. Честно говоря, я согласен, что наши шансы плохи.

Но я не считаю, что у нас их вовсе нет. И под этим я не подразумеваю, что мы выживем в мертвой вселенной. Попытаться это сделать вполне возможно. Замедлиться, пока течение нашего времени перестанет сильно отличаться от внешнего, продолжая двигаться достаточно быстро, чтобы получать водород для топлива. Затем провести оставшиеся нам годы в корабле, не глядя наружу, в окружающую нас тьму, не думая о судьбе ребенка, который вот-вот родится.