Дэвид Вебер - Давайте танцевать!

В какой-то момент она просто не поняла. А потом, когда дошло, глаза Хонор округлились.

— Не думайте ни минуты, что мы все совершенно несерьезно относимся к офицерам, которые беспечно игнорируют свои приказы, — сказал Вебстер, его голос на мгновение помрачнел еще раз. — И даже не начинайте думать о том, чтобы ввести в привычку делать так! Но на этот раз, коммандер, — только на этот раз — Флот готов простить эту маленькую оплошность с вашей стороны. Конечно, — улыбнулся он злобно, — если мы можем удовлетворить губернатора сектора Чарновска и ее союзников, избавив вас от командования, тем лучше. К тому времени, когда они выяснят, что мы действительно сделали, момент для них, чтобы настаивать на чем-то более значительном будет… упущен.

Но одной из причин, почему я провел последние десять минут запугивая вас, коммандер Харрингтон, была та, что вы не уйдете с чем-то вроде этого в следующий раз. И вам лучше знать, что вы только что закончили создание для себя кое-каких существенных врагов в таких местах, как Сагинау и Меза. Я сомневаюсь, что они даже замечали вас раньше, но, поверьте мне, они будут следить за вами с этого момента.

— Да, сэр. Я понимаю.

— Хорошо… даже если мне трудно поверить, что вы действительно понимаете, учитывая улыбку, которую вы не можете совсем удержать в стороне от вашего лица, — сказал Вебстер сухо. — Теперь идите.

— Да, сэр!

— Так что, уважаемые, готовы ли вы поговорить об этом сейчас? — спокойно спросила Алисон Харрингтон, когда она и Хонор помогали Альфреду Харрингтону загрузить тарелки от ужина в посудомоечную машину.

— О чем? — спросила Хонор.

— О том, о чем вы не говорите последний месяц, — объяснила ее мать, с преувеличенным терпением. Нимиц чирикнул, развлекаясь, со своего высокого стула у стола, и Алисон посмотрела на него. — Ты молчи там, пушистый маленький монстр!

Нимиц только громче чирикнул, и Алисон усмехнулась, потом, перед тем, как повернуться к дочери, постаралась немного успокоиться.

— Я серьезно. Готовы ли вы поговорить об этом?

— Алли… — сказал предостерегающе Альфред Харрингтон, и она скорчила ему рожу.

— О, тьфу, Альфред! — сказала она. — Я мирилась с тобой и Хонор, и тем, что Флот "делает правильные вещи" дерьмом с тех пор как она пришла домой с опущенным хвостом. Теперь я просто хочу знать, что все это значит.

— Мама, извини, — сказала Хонор, — но я все еще не могу вам рассказать. Они приказали не говорить об этом, и никто не сказал мне, что это изменилось. Но, если это сделает вас счастливее, я думаю, что могу честно сказать, что моя встреча с адмиралом Вебстером прошла много лучше, чем я когда-либо ожидала. На самом деле все будет просто отлично.

— Ты уверена? — Алисон Харрингтон изучала выражение лица дочери с необычайной напряженностью, тревога в ее собственных глазах была гораздо более заметна, чем она, как правило, позволяла.

— Определенно, — сказала Хонор твердо, и напряженные плечи ее матери расслабились.

— Хорошо, — сказала она тихо, потягиваясь мягко погладить плечо ее гораздо высокой дочери. — Хорошо.

— Да, — ответила Хонор, положив свою руку на ее и нежно обнимая. — Да, я думаю, что это на самом деле хорошо.

Обе стояли таким образом в течение нескольких секунд, а затем Алисон встряхнулась и посмотрела на Хонор с нечто гораздо большим, чем ее нормальная улыбка.

— Теперь, когда ты сказала мне так много, — сказала она. — Я полагаю, что должна спросить тебя о тех вещах, о которых ты не должна мне говорить, и которые не имеют ничего общего с той маленькой несанкционированной атакой, совершенной тобой в системе Казимира в компании с Баллрум?

Хонор заморгала в изумлении, и Алисон фыркнула.

— Хонор, Беовульф только на другой стороне перехода. Как ты думаешь, куда все эти освобожденные рабы пошли? А что заставляет тебя думать, что "торговое судно" с экипажем, люди которого носят фамилии почти исключительно "Экс", могло высадить тысячу освобожденных рабов на Беовульфе, без ведома моей семьи? Я получила первое письмо Жака менее чем через неделю после того, как ты вернулась домой из Силезии! Но так как было очевидно, что твоему отцу, — она сердито посмотрел на Альфреда, — как и тебе приказали не говорить об этом, я не стал выдавливать из вас какие-либо подробности. Теперь, когда с тобой поговорили в Адмиралтействе, я не чувствую себя столь милосердной. Итак, скажи мне. Жак получил правильную подробную информацию?

— Так как я не знаю точно, что он написал, я не могу сказать, — указала Хонор. Хотя, подумала она, старший брат ее матери почти наверняка получил "правильные подробности". На самом деле, учитывая его роль в Антирабовладельческой Лиге, она сильно подозревала, что он получил "подробности" непосредственно от Самсона═Экса═и Анри Кристофа. — Я бы сказала, что это так, скорее всего, — добавила она вслух.

— И, чтобы сделать это, ты действительно подошла почти к окончанию своей карьеры, как он думает? — спросила Алисон гораздо более спокойно.

— Я не знаю, — начала Хонор, но потом она встретилась взглядом с матерью и поняла, что сейчас не время для уверток.

— Да, мама, — сказала она тихим голосом. — Я сделала это.

— О, Хонор! — почти прошептала Алисон, потягиваясь, чтобы взять лицо дочери в руки. Она смотрела в глаза Хонор, и ее собственные наполнились слезами.

— Жак сказал мне, что ты сделала, — сказала она. — Он сказал мне, что не думал, что есть еще один офицер в любом месте — даже в Мантикорском Флоте — кто бы мог сделать тоже, что вы сделали с Баллрум для всех этих людей. Он был так горд тобой, Хонор! Но все, о чем я могла думать, так это задаваться вопросом, почему ты сделала это. Была ли это моя вина? Я знаю, сколько Флот значит для тебя, он твоя любовь — а ты подошла, так близко к тому, чтобы бросить все, потому что знаешь, как я отношусь к генетическому рабству?

Хонор посмотрела на нее, зная, что ее мать хотела знать правду, даже если до этого момента, Хонор сама не знала точно, что это была за правда. И вот, наконец, она покачала головой.

— Мама, это была не твоя вина, — сказала она. — О, я знаю, что ты думаешь о "Рабсиле", и Мезе, и генетическом рабстве. Я не буду притворяться, что я чувствую к ним то же, что ты — и папа — научили меня чувствовать. Но когда Баллрум пришел ко мне с этим, я приняла решение не из-за тебя, или папы. Я решила из-за меня, из-за того, кто я, и во что я верю, и того, что моя совесть требует от меня. Я не могла просто уйти, зная, что я узнала. Это было в основе, мама — не из-за того, что сидя у тебя на коленях ребенком, я слушала тебя и дядю Жака, говорящих об АРЛ и Баллрум. Это было знание, что если бы я сделала это, то фактически я могла бы спасти хотя бы несколько жизней из сущего ада… и этого не сделает никто, кроме меня.