Филип Дик - Мечтают ли андроиды об электрических овцах?

Он положил аккуратно запакованную коробку на сиденье кара и сел за руль. «Я словно вновь стал ребенком, — подумал он. — Давящая усталость исчезла. Погодите, вот узнает об этом Ирен…»

Он схватил трубку, начал набирать номер и вдруг остановился.

«Я не буду говорить заранее, — заключил он. — Всего тридцать или сорок минут, и я буду дома».

Он запустил двигатель и через секунду, свечой взмыв в небо, полетел к лежащему в семи сотнях миль к югу Сан-Франциско.

Ирен Декард сидела рядом со своим стимулятором Пенфилда, касаясь пальцами циферблата настройки, но ничего не набирала.

Она чувствовала себя больной и безразличной, неспособной что-либо желать. Дорогу в будущее закрывало тяжкое препятствие, отсекая путь ко всем возможностям.

«Если бы здесь был Рик, он заставил бы меня набрать „3“, — подумала она. — И тогда бы мне самой захотелось набрать что-то важное и радостное или просто „888“ — желание смотреть телевизор вне зависимости от передачи. А что, собственно, сейчас по телевизору?»

Потом она стала размышлять, куда пропал Рик.

«Может, он уже летит домой, а может, и нет». Суставы и кости ее, казалось, окаменели от старости.

В дверь постучали.

Отложив руководство по эксплуатации стимулятора Пен-филда, она вскочила, подумав: «Теперь мне не нужно набирать, я уже выбрала — если это прилетел Рик». Она подбежала к двери и широко распахнула ее.

— Привет, — сказал Рик.

Он замер на пороге. Щека его была разбита, одежда разорвана и покрыта пылью. Даже волосы, казалось, пропитаны пылью. Его руки, лицо, кроме сияющих, как у мальчишки, глаз, были покрыты пылью.

«У него такой вид, — подумала Ирен, — словно он целый день играл на улице и вот теперь пришел домой отдохнуть, умыться и рассказать о всех чудесах прошедшего дня».

— Как хорошо, что ты вернулся, — сказала она.

— Я кое-что принес.

Он держал в руках картонную коробку, как будто в ней было что-то хрупкое и слишком ценное, чтобы выпустить из рук. Он не выпускал ее ни на секунду.

— Я сварю тебе кофе, — предложила она.

На плите в кухне она нажала нужную кнопку и минуту спустя поставила на стол его большую чашку.

Продолжая бережно держать коробку, он уселся, и удивление не сходило с его лица. За долгие годы совместной жизни она еще никогда не видела его таким. Что-то произошло с тех пор, как она видела его в последний раз прошлой ночью.

Там, в коробке, видимо, и была причина перемен.

— Я хочу спать, — объявил он, — я буду спать целый день. Я звонил Гарри Брайанту, и он дал мне день отдыха. Именно этим я и займусь.

Он осторожно поставил на стол коробку, взял чашку кофе и послушно — потому что так хотела Ирен — выпил ее.

Сев напротив, она спросила:

— Что у тебя там, Рик?

— Жаба.

— Можно посмотреть?

Она смотрела, как он разматывает ветошь и открывает коробку.

— Ой! — вскрикнула она. Увидев животное, Ирен испугалась. — Она не укусит?

— Возьми ее, она не кусается. У жаб нет зубов.

Рик вытащил животное из коробки и подал ей. Подавив отвращение, Ирен взяла жабу.

— Я думала, они все вымерли.

Она перевернула жабу, с любопытством рассматривая ножки. Они казались ей почти бесполезными.

— А жабы могут прыгать, как лягушки? Она может выпрыгнуть у меня из руки?

— У них слабые лапки, — сказал Рик. — Это главное различие между жабами и лягушками. И вода. Лягушкам нужна вода, а жаба может жить и в пустыне. Эту я нашел на границе Орегона, там, где все давно вымерло.

Он протянул руку, чтобы забрать жабу, но Ирен заметила что-то необычное. Продолжая держать ее животом вверх, она поковыряла живот жабы и ногтем открыла миниатюрную контрольную панель.

— О нет! — лицо Рика помрачнело. — Вот оно что. Ты права. — Подавленный, он посмотрел по сторонам, потом на искусственное животное. Он взял жабу у Ирен. Задумчиво поиграл ее лапками, словно не зная, что делать, потом аккуратно положил псевдоживотное обратно в коробку.

— Как же она попала в самую пустынную часть Калифорнии? Я не понимаю, кто мог ее там оставить? И зачем?

— Мне, наверное, не нужно было показывать тебе, что она электрическая.

Ирен коснулась его руки. Она чувствовала себя виноватой, заметив, как он изменился.

— Нет, — возразил Рик, — я рад, что узнал правду. — Он вздохнул. — Да, я предпочитаю знать… — Он помолчал. Затем пробормотал: «Всегда лучше знать приговор… Всегда».

— Хочешь, я включу стимулятор, чтобы ты почувствовал себя лучше? Ты всегда получал от него больше, чем я.

— Со мной все в порядке.

Он покачал головой, словно собираясь с мыслями, все еще не оправившись от ошеломившего его открытия.

— Паук, которого Сострадающий дал недоумку Исидору, тоже, вероятно, был ненастоящий. Но это неважно. У электрических существ есть своя жизнь, какая бы жалкая она не была.

— У тебя такой вид, будто ты прошел сотню миль, — сказала Ирен. Он кивнул.

— День был трудный и длинный.

— Ложись в постель и отдохни.

Он посмотрел на нее, словно пораженный громом.

— Значит, все кончено, да?

Он ждал ее ответа так, как словно именно она должна была сказать ему об этом. Будто себе он уже не верил. Его собственные слова становились реальными, только когда их подтверждала она.

— Да, все кончилось.

— Боже, это не задание, а какой-то марафон, — сказал Рик. Стоило только начать, а остановиться уже не было никакой возможности. Меня несло вперед, пока я не покончил с Бейти. И вдруг, совершенно неожиданно, мне стало нечего делать. И это… — Он помолчал, словно удивленный тем, что сам же хотел сказать. — Это было хуже всего. Закончив дело, я не мог остановиться. Ты была права сегодня утром, когда заявила, что я всего лишь грубый полицейский с кривыми руками.

— Я больше так не думаю, — прошептала она. — Я страшно рада, что ты вернулся. — Она поцеловала его, и он, казалось, был рад этому.

Лицо его просветлело.

— Ты думаешь, все, что я сделал сегодня, было неправильно? — спросил он. — Я не должен был так поступать?

— Нет, не думаю.

— Сострадающий сказал, что это неправильно, но я обязан это сделать. Смешно, не правда ли? Оказывается, иногда лучше сделать что-нибудь неправильное, чем правильное.

— Это проклятие лежит на нас, — вставила Ирен, — то, о котором говорит Сострадающий.

— Пыль? — спросил он.

— Убийцы, настигшие Сострадающего, когда ему было шестнадцать лет. Они твердили, что запрещено пускать время вспять и возвращать к жизни мертвое. Теперь он может двигаться вместе с жизнью в ту сторону, куда движется она сама — к смерти. А убийцы бросают камни. Это они все еще преследуют его. И всех нас. Это они поранили тебе щеку?