Артур Кларк - Практичное изобретение

— Вы не даете мне объяснить, дон Хосе. Слышали о телеуправляемых ракетах? Так вот, здесь кабель тоже не нужен.

Теперь сеньор Карраско расхохотался еще громче: он представил себе быка, летящего со скоростью двадцать тысяч километров в час по направлению к Марсу.

— Посмотрите на этот аппарат, — и физик вытащил из футляра предмет, похожий на обыкновенный транзистор. — С его помощью я могу посылать сигналы приемопередатчику, укрепленному на голове у быка, а тот в свою очередь посылает ультракороткие волны нервным центрам. Я работал над этим изобретением больше десяти лет.

Каким же дураком надо быть, чтобы потратить десять лет па такую глупость, когда есть занятия, которые позволяют месяцев за шесть обзавестись великолепной квартирой и автомобилем новейшей марки! Но доктор Гонсалес невозмутимо продолжал:

— Короче говоря: если вы или ваш человек пришлепнете эти аппаратики на головы быкам, с которыми будет драться Эль-Лимонсито, я все устрою так, что Эль-Лимонсито провалится, и тогда ваш подопечный станет первым на Национальной Фиесте.

Дон Хосе утратил дар речи — последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел, только бы ненавистный Лимонсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям — если бы те еще жили в Испании. Возможно, даже вероятней всего, что предложение этого жалкого маньяка — чистое надувательство, но в такой ситуации, как сейчас, схватишься и за соломинку. Будучи, однако, деловым человеком, сеньор Карраско знал, что в любом деле, прежде чем решать, важно выяснить, сколько это будет стоить. Поэтому он спросил:

— А сколько вы хотите за это изобретение?

— Миллион песет, — ответил с неожиданной твердостью человечек.

Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и задумался. Но что толку думать о химерических затеях? Ведь это все равно, как если бы человеку предложили северное полушарие Луны.

— Хорошо. Но деньги вы получите, только когда станут известны результаты. Как раз в воскресенье в корриде выступает этот сукин сын Лимонсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим.

На другое утро, и на следующее, до самой субботы, доктора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публика, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про «малыша-физика», прочили его в бандерильеро при Эль-Нарапхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью.

И вот наконец наступило воскресенье. Вся Испания уже целый месяц только и говорила о предстоящей корриде. Люди шли на все, чтобы раздобыть билет, и после корриды немало перекупщиков приобрели на «заработанное» новые машины. К четырем часам на скамьях яблоку негде было упасть, и еще десять миллионов испанцев смотрели на арену, сидя перед экранами своих телевизоров.

По арене продефилировали квадрильи, и опять, в несчетный раз, повторились традиционные ритуалы испанской тавромахии. Ритм пасодобле зажигал в душах огонь. Пропела труба, и на середину арены, словно брошенный из пращи камень, вылетел громадный бык. Здесь он остановился как вкопанный, Эль-Лимонсито стал прямо перед ним, но бык не двинулся с места. Он не двинулся бы, даже если бы в него вонзали горящие бандерильи: его двигательные центры парализовал четырехвольтовый ток. Матадор подступал к быку вплотную, осыпал его бранью (к счастью, не услышанной микрофонами телевидения), но все было напрасно.

Публика начала терять терпение, послышались свистки, но тут бык сорвался с места, и застигнутого врасплох Эль-Лимонсито спас только отчаянный прыжок в сторону. В быка словно вселился дьявол: он бодал воздух то направо, то налево, но не обращал ровным счетом никакого внимания ни на матадора, ни на членов его квадрильи, когда те пытались продемонстрировать блестящую работу плащом.

Верхом на лошади появился пикадор, этот броненосец тавромахического флота. Бык доверчиво подошел к пикадору, словно подставляя себя под копье, но едва острие вонзилось ему в крестец, как бык, подпрыгнув на невероятную высоту, выбил из рук пикадора копье, и оно, пролетев изрядное расстояние, пробило соломенную шляпу фотографа, намеревавшегося увековечить эту сцену. Пикадор подобрал копье и снова ринулся в бой, но бык словно взбесился: он поддел лошадь рогами, и пикадор всей тяжестью своих ста двадцати килограммов плюхнулся на бычий загривок. Каким-то чудом ему удалось ухватиться за рога, и так он продержался несколько секунд, в то время как бык скакал и брыкался, словно одержимый. Нормальное течение корриды было нарушено, однако правила есть правила, и квадрнлья Эль-Лимонсито перешла к третьему этапу боя.

Первый бандерильеро вонзил в круп быка две пары бандерилий; третья пара упала на арену, потому что бык побежал, делая зигзаги; другого бандерильеро он догнал, свалил и покатил по арене как мяч. Зрители закатывались хохотом и не могли остановиться — такого не было еще ни на одной корриде; но настоящие любители возмущенно требовали, чтобы им вернули деньги за билеты. А невзрачный человек за камерами кинохроники лихорадочно вертел в это время переключатели чего-то похожего на транзистор.

Началась завершающая часть боя — злополучней всех, описанных доном Хосе Мария Коссио в его фундаментальном труде «История корриды». Острие шпаги все время соскальзывало с боков животного, и в какой-то миг она по самую рукоять врезалась в землю. Эль-Лимонсито застыл в странной позе, словно выполняя трудное гимнастическое упражнение. И тут произошло самое комическое событие этой незабываемой корриды: коварно взмахнув рогами, бык сдернул с Эль-Лимонсито одежду, и тот остался в одном нижнем белье, а потом, когда тореадор бросился бежать, бык сорвал с пего и то малое, что на нем еще оставалось. Смеялись мужчины, иностранки хихикали, а скромные испанки прятали лица за веерами. Эль-Лимопсито бежал с арены, сопровождаемый градом подушечек для плетения кружев и нелестных замечаний по адресу его родословной. Для Эль-Лимонсито это был конец. Теперь он мог рассчитывать только на место клоуна в цирке, с ним уже никто не подписал бы контракта.

Настал черед Эль-Наранхито. Если бы внимание зрителей не было поглощено тем, что происходило на арене, они, возможно, заметили бы все того же человечка. Только на этот раз он не отрывал глаз от листка бумаги — на нем был записан план, разработанный до мельчайших подробностей сеньором Карраско, тореадором и, разумеется, им самим.

Если Элъ-Лимонсито потерпел позорный провал, то работа его соперника, напротив, была великолепной. Бык шел туда, куда ему надлежало идти. Десять миллионов испанцев, затаив дыхание, смотрели, как он мирно обнюхал лицо Эль-Наранхито и стал перед ним на колени. Все бандерильи вонзились куда полагается, на взмахи плаща бык отвечал так, как от него ожидали, и наконец после одного-единственного виртуозного укола шпагой он упал как подкошенный. Никто не знал, что смертоносный электромагнитный импульс разрушил большую часть его подкорковых центров, а произвести вскрытие никому не пришло в голову.