Ходоки во времени. Время во все времена. Книга 4 - Виктор Васильевич Ананишнов

– Да уж, – кивнул Арно и выругался. – Ты прости меня, Шилема, но хочу что-нибудь сказать, чтобы успокоиться, отогнать то, о чём здесь говорит Хиркус, а с языка всякое будто само срывается.

– Скоро вернётся КЕРГИШЕТ, – уверенно сказала временница, – и мы вернёмся домой.

Прежде чем сказать, Хиркус закусил верхнюю губу.

– Будем надеяться, что он вскоре появиться. А пока…

– С Ваней тоже могло что-то случиться, – с вздохом произнёс дон Севильяк.

– И это может быть…

Но дон Севильяк тут же, опровергая своё предположение и обрывая Хиркуса, сказал:

– С Ваней ничто не может случиться! Он скоро будет!

– Вот почему я и говорю, что здесь нам придётся пробыть долго, так что нам следует подумать уже сейчас, а не тогда, когда это будет поздно.

– Да говори ты прямо! Хотя, – Арно осклабился, – я догадываюсь, о чём ты толкуешь. Они и вправду могут нас поссорить. Так?

– Так, – подтвердил Хиркус.

– Кто? – стал оглядываться дон Севильяк, выискивая тех, кто может покуситься на взаимоотношения ходоков. Взгляд его остановился на женщинах. – Вы думаете, они?

– Вот-вот, именно они! Вы тоже это уже заметили, не только я.

– Но как? – изумился дон Севильяк.

Ему ответила Шилема.

– Нашепчут вам, а вы и уши развесите. Я уже давно вижу, как они вас… Против КЕРГИШЕТА настаивают и против меня. Предупреждаю, я постоять за себя сумею. Даже если кто-то из вас вмешается!

– Остынь! – в виде просьбы посоветовал Арно, – Они тебя просто бояться.

– Я их не трогаю.

– И не трогай, – сказал Хиркус, подумал и добавил, как поощрил: – Пока не трогай. Пока не за что.

– Так о каком раздрае между нами ты говорил? – напомнил Арно.

– Шилема уже сказала. Нашепчут против кого-нибудь из нас, а мы и вправду поверим.

– Они могут, – тяжело уронил дон Севильяк. – Только почему мы из-за них должны ссориться?

– Я к тому и клоню. Договоримся всегда быть вместе и доверять друг другу, что бы с нами здесь не произошло.

– Э, Хиркус! Ты всё-таки думаешь, что мы здесь остались надолго? – дон Севильяк тревожно обежал взглядом лица ходоков. – Но Ваня будет вот-вот.

– А если нет?

– Ну-у…

– Он будет! Вернётся! А вы… – выкрикнула Шилема и отвернулась.

Её выкрик заставил женщин насторожиться и обратить внимание на обособившихся ходоков.

Хелена к тому времени успокоилась, однако взгляд её наполненных слезами глаз бессмысленно блуждал. В бледном пламени костра лицо её казалось застывшей обескровленной маской. Рада вернулась к ней и привалилась щекой к её плечу.

Но остальные женщины подозрительно следили за ходоками: не собираются ли те уйти в своё, как это у них называется, поле ходьбы, а их здесь бросить? Как КЕРГИШЕТ до того бросил Хелену и Раду?

Не прошло и двух минут, как женщины бесцеремонно отжали возмущённую Шилему в сторону, и уже держали под руки выбранных ими мужчин, обретая успокоение от физической близости с ними. И выпускать их явно не собирались. Так что, когда звёзды высыпали во всей своей красе, а огонь костра создал крошечное красноватое пятно в океане темноты, все распределились, как и прежде.

А одинокие сгорбленные фигурки Сесики и Шилемы врозь и Хелены с Радой лишь подчеркнули размежевание.

Ночь прошла спокойно.

Правда, дон Севильяк опять увидел далёкие огни и показал их всем. Но, возможно, пережитый день, наполненный нервным ожиданием и бесконечными вспышками отчаяния и надежд, сказался на всех так, что в указанном направлении посмотрели, огни увидели и словно тут же о них забыли.

Дежурившие посменно ходоки чутко прислушивались к звукам ночи, но они ничем не отличались от предшествующих ночей: та же возня, писк и рык…

Арно, сменяемый Хиркусом, на вопрос, что происходит вокруг, проворчал:

– А ничего не происходит! Может быть, мне, да и всем нам показалось, а мы всполошились и сами себе не даём покоя.

– Никогда галлюцинациями не страдал.

– Я тоже, – буркнул Арно, устраиваясь спать между Илоной и Хризой, тут же прильнувших к нему с двух сторон.

Утро наступило таким же, как всегда. Просыпались, когда кому заблагорассудиться. С опаской, но без приключений посетили отхожие места.

Дожевав чуть подогретый на костре кусок мяса, дон Севильяк вытер руки о траву и заявил:

– Так можно с голоду умереть. У меня осталось всего два патрона. Дайте кто-нибудь ещё парочку. Пойду, кого-нибудь подстрелю… Есть же хочется!.. Арно!.. Э, Арно! Дай, а то сам пойдёшь.

Арно сидел с вытянутой шеей и смотрел куда-то вдаль, за спину дона Севильяка.

– Сдаётся мне, – проговорил он севшим от волнения голосом, – никуда ты не пойдёшь. Так же как и я. К нам идут гости… Люди!

– Что!? – почти разом воскликнули мирно сидящие вокруг костра ходоки и женщины.

– Люди к нам!

Все вскочили на ноги, сгрудились.

Да, к ним шли именно люди. Трое.

Они отличались от существ, что рыхлой толпой следовали за ними, внешним видом, посадкой головы и, главное, тем, что были вооружены копьями, а за спинами у них притаились луки.

Одежда… Ничего, кроме набедренной повязки. Тела жилистые, но тонкокостные. По мере того, как они подходили, шаг их, размашистый и уверенный вначале, стал укорачиваться и сбиваться, а на лицах, чуть поросших первой редкой растительностью, нарастало удивление.

Вся троица в росте много уступала ходокам, да и некоторым женщинам. И между собой они словно провели косую линию: самый высокий возвышался над средним на столько же, на сколько тот превышал третьего молодого человека.

Они остановились в десятке шагов, за их спинами столпились о чём-то галдящие существа.

– Эта встреча, – негромко произнёс Хиркус, – даже во сне невозможна. Но она случилась!

– Ну да. Не верь глазам своим, – отозвался Арно.

– Итак, – повысил голос Хиркус, – думаю, достаточно насмотрелись друг на друга. Так кто же вы будете?

Сказал он это на английском языке, стараясь произносить слова внятно, как на сцене.

До того вытянутые лица пришедших озарились радостными улыбками. Они переглянулись.

– Вы и вправду люди!.. А они не захотели верить!.. Какое счастье!.. Как будет рада наша Мать!.. – заговорили они наперебой.

Их произношение страдало неточностью, английские слова перемежались французскими и испанскими – некая смесь. Но то, что они говорили, было понятно всем, разве что, быть может, кроме дона Севильяка.