Владимир Ильин - Зимой змеи спят

— До свидания.

Но человек в светлом пальто не спешил покидать машину.

— Ну что ж, — сказал он, глядя куда-то в сторону, так что Ставрову отчетливо был виден его правильный профиль на фоне заднего стекла. — Вы считаете, что я допустил ошибку, затеяв с вами этот разговор… Но позвольте заметить, Георгий Анатольевич, что и вы ошибаетесь, категорически отказываясь от моего предложения. Да, мне понятно ваше желание забыть такое тяжкое прошлое. Но дело в том, дорогой Георгий Анатольевич, что тот червячок в душе, которого вы столь образно упоминали — не простой червячок. Это его все нормальные люди называют совестью. Вот представьте: ест поедом вас этот червячок, растет потихоньку, а потом превращается в небольшую змейку. До поры до времени она еще дремлет, эта змея, потому что в душе вашей, Георгий Анатольевич, царит пока та самая зима, которая так запомнилась вам, а зимой все пресмыкающиеся, как известно, спят…

Но где гарантия, что зима в душе продлится до конца ваших дней? Почему вы так уверены, что в один прекрасный день змеи совести не пробудятся и не сожрут ваше нутро?

Ставров покрутил головой.

— Что-то мы с вами забрались в дебри, — сказал он. — Мне пора…

— Извините, — вежливо сказал симпатичный человек в пальто. Потом достал из кармана и протянул Ставрову купюру — видно, она у него была заготовлена заранее.

— Вот, возьмите…

Ставров взглянул на купюру и запротестовал, но незнакомец сказал:

— Берите, берите, это ведь не просто деньги. Номер на купюре одновременно является номером телефона, и вы сможете позвонить по нему, как говорится, в любое время дня и ночи, если вдруг передумаете. Чем черт не шутит?..

«Если он сейчас попросит передать горячий привет моей жене, придется слегка испортить его внешний вид за столь изощренный шантаж», промелькнуло в голове у Ставрова.

Но незнакомец молча выбрался из машины и молча приложил два пальца к виску в шутливом прощальном приветствии.

Против своей воли Ставров приоткрыл дверцу и высунулся из машины.

— Я все-таки никак не могу понять, зачем?.. — спросил он вежливо улыбающегося незнакомца. — Что это даст вам? Что это даст мне? Что это даст всем нам?

— А всё очень просто, — с готовностью, словно давно ждал этого вопроса, ответил «Тихонов-Штирлиц». — В природе есть закон сохранения энергии. Почему бы не предположить, что существует и закон сохранения справедливости, черт возьми?!..

Когда Ставров отъехал на несколько метров и оглянулся, то на тротуаре никого уже не было. Его недавний собеседник словно растворился в воздухе.

— Вы к кому, гражданин?

Вопрос явно относился к Ставрову. Он растерянно оглянулся на закуток вестибюля, отгороженный отполированным до блеска барьером, из-за которого до Георгия и донесся сердитый голос. Из-под белого колпака на него пристально уставились выцветшие колючие глаза. Женщина была в годах и, видимо, обладала незаурядным опытом по части того, чтобы не пускать в палаты посетителей, заявившихся в неурочное время.

Черт, раньше здесь было не так строго!.. Что это они вздумали установить режим охраны, как в тюрьме? Надо было захватить что-нибудь… шоколадку хотя бы… или коробку конфет. Но кто же знал?..

Чувствуя себя взятым с поличным вражеским шпионом, Ставров подошел к стойке.

— Я к Александру Левтонову, — сказал он. — Двадцать девятая палата в хирургическом…

Женщина за стойкой полистала какие-то бумаги.

— Ну, есть такой, — с неохотой признала она. — Только не в двадцать девятой, а в пятьдесят третьей… На пятый этаж перевели его на позапрошлой неделе.

Неужели я не был у Сашки уже целых две недели?! Да за такое разгильдяйство меня надо публично выпороть на Красной площади!..

— А вы кто ему будете? — осведомилась женщина. — Родственник?

— Самый близкий, — усмехнулся Ставров. — Мы с ним служили вместе…

Что-то человеческое на миг промелькнуло в сухих глазах дежурной.

— Близкий, говоришь? — с суровым укором сказала вдруг она. — Что же ты тогда с пустыми руками заявился к своему дружку?

— Да я, это… Я ненадолго… Дай, думаю, забегу на минутку… Проведать, — совсем смутился Ставров.

— Ладно, — сказала женщина. — Иди уж… Только быстро.

Ставров поднялся на верхний этаж по узкой бетонной лестнице, где пахло лекарствами, прокисшим молоком и табачным дымом — в каждом пролете на подоконниках красовались разнокалиберные банки, битком набитые свежими, еще вовсю дымящимися окурками.

Пятьдесят третья палата оказалась в самом конце коридора. Ставров потянул на себя ручку и с невольной осторожностью переступил порог.

— Ну кто там еще? — раздался из глубины палаты знакомый голос. — Да заходите же, не стесняйтесь!..

Ставров прикрыл за собой дверь и сделал два шага к деревянной койке, где под тощим шерстяным одеялом лежал худощавый парень с бледным лицом. Это был Сашка Левтонов.

— А, это ты, Гер, — вяло сказал Сашка. — Ну, проходи, располагайся, что ты, как неродной? Или боишься, что здесь, как в Грозном, всё заминировано?

Шутка вышла невеселой, и Сашка, видно, сам почувствовал это, потому что сделал вид, что ему надо срочно высморкаться.

Ставров присел на стул возле койки и огляделся. Палата была небольшой, но казалась пустой. Коек, кроме Сашкиной, здесь больше не было. На тумбочке что-то неразборчиво бормотал цветной телевизор. В глубине комнаты простой обеденный стол был накрыт скатертью, бывшей белой, наверное, лет пять назад. А вдоль стены почему-то было очень много стульев, как в какой-нибудь приемной.

— Ух ты, — воскликнул Георгий, — в какие хоромы тебя поместили!

— Да уж, — скривился Сашка. — Только я бы лучше в какой-нибудь захудалой коммуналке обитал, чем в таких хоромах!..

— Ничего, ничего, — подбадривающе сказал Ставров. — Будешь ты еще и в коммуналке жить, и в отдельной квартире!.. Ты, главное, выздоравливай побыстрее!.. Как ты сам-то? Как кормежка?

— Да нормалёк, — нехотя сказал Левтонов.

— А что врачи говорят? — не удержался от банального вопроса Ставров.

— Они не говорят, — ухмыльнулся Сашка. — Врачи, старик, предписывают…

«Столько-то кубиков того… Столько-то кубиков — этого… Лечебная гимнастика…

Пить нельзя, курить нельзя»… — Он со злостью смял на груди одеяло. — Обрыдло мне все это, Гера, понимаешь? Об-рыд-ло!..

— Знакомый синдромчик, — из солидарности сказал Ставров. — Когда сам лежал, тоже готов был на стенку лезть!.. Как моя Ольга говорит: «До блевоты!»…

— Ладно, что мы всё обо мне да обо мне? — воскликнул Левтонов. — Ты-то как поживаешь? Что нового? Как жена, дочка?