Олег Верещагин - Новое место жительства

   Честное слово, я вполне мог бы жить здесь. Я даже головой потряс, чтобы убедиться, что не сплю.

   Не нужно считать меня настолько невоспитанным для того, чтобы я начал шарить по чужой комнате. Я бы и пылинки тут не стронул. И не собирался, даже если она сто раз похожа на мою, и это… м… довольно странно. Но не смотреть‑то я не мог, раз уж заглянул.

   Письменный стол — чудовище с полуоблезшим лаком, за который после реставрации любой из московских антикварных магазинов дал бы несколько сот евро — сверху прикрывало больше прочное стекло. Просто потому, что столешница выглядела основательно порезанной и порубленной, что‑то писать на ней было просто невозможно. А под стеклом лежали какие‑то записки, чеки, рисунки — короче, всякая мелочь, которая должна быть на виду, но которую легко потерять. Я у себя дома лепил подобные штуки на блок компьютера. Среди этого всего оказалась фотография — большая, почти с альбомный лист.

   Мальчишка моих лет снялся на фоне густого леса. Он стоял по колено в сочной зелёной траве, широко расставив ноги и держа под мышкой простой шлем — вроде тех, что носили викинги (настоящий, а не с рогами)[6] Другую руку он держал на рукояти висящего на левом бедре то ли меча, то ли шпаги, не разобрать — короче, какого‑то длинного холодного оружия. Мальчишка был одет в длиннополую, почти до колен, кожаную куртку, тут и там укреплённую рядами металлических заклёпок, с продолговатыми металлическими пластинами на плечах, руки от локтей до запястий закрывали тоже кожаные с клёпками наручи. Вид он имел серьёзный и даже хмурый — подбородок вперёд, лицо загорелое, русые недлинные волосы в беспорядке, между сведённых бровей морщинка, глаза — не понять, какие. На меня он совершенно не был похож, но я понял, что это и есть Юрка. Мой загадочный двоюродный брат и хозяин этой комнаты.

   Не отходя от стола, я тяжело задумался. Итак, мой кузен — ролевик, читающий детские детективы. Не шикарно… но главное — не вяжется с этой комнатой. Совершенно не вяжется, коренным образом не вяжется. Я бы сказал, что тут живёт очень серьёзно относящийся к жизни человек.

   Ролевики не то чтобы казались мне смешными — смотреть‑то на них и на их оружие было интересно. Скорее они вызывали у меня неприязнь. Да, неприязнь тем, что играли в вещи, в которые играть нельзя. Ну нельзя играть в рыцарей, если ты взрослый человек. Нужно или вообще бросить эту затею — или быть рыцарем. А рыцарь на выходные (в другое время адвокат, например) — издевательство. Конечно, этот Юрка не взрослый. Но всё же… Некоторый опыт общения убедил меня, что со многими ролевиками любого возраста трудно иметь дело на чисто бытовом уровне общения. Особенно с толкинутыми. А мне год жить с ним фактически под одной крышей. Ну, может он хоть не толкинутый? Неприятно обитать в одном доме с парнем, который будет на полном серьёзе именовать себя Боромир, или, не дай бог, Фродо… Что уж говорить о некоторых шизоидах, которые всерьёз считают себя эльфами!

   В лёгком расстройстве чувств я выбрался наружу из комнаты и через кухню вышел (как — сам не пойму; нет, здесь хоть план черти со стрелочками, или указатели развешивай в коридорах!) в сад. Меня немного занимала загадка, откуда такой огромный дом с таким приусадебным участком у одинокой учительницы из глубинки. Хотя — скоро я оставил эту мысль, потому что сад был отличный. Около дома — где были разные грядки и клумбы — ухоженный, а дальше вглубь — приятно запущенный, от дорожки осталось одно воспоминание. Я осторожно двинулся по ней, чтобы не пропороть ногу, но ни бутылочных осколков, ни проволоки тут не валялось. Земля была тёплой, уже совсем летней и немного колкой.

   Дом быстро скрылся из глаз за зеленью, а я вскоре оказался возле забора — из тёмных некрашеных досок, но крепкого и глухого, без щелей — в котором неожиданно обнаружилась небольшая калитка, запертая на засов, который, вопреки моим ожиданиям, был смазан и двигался легко. Чисто ради интереса я открыл калитку и выглянул наружу. Осторожно. Не знаю, почему — может, просто потому, что глупо выглядишь, выглядывая вот так в бермудах и босиком? Или… или ещё почему?

   Передо мною оказалась узкая, наглухо заросшая по краям лопухами (посредине оставался узкий проход, явно наезженный велосипедами) улочка, стиснутая заборами. Даже не улочка, какой‑то проулок–переулок. Слева она упиралась в стену зелени — то ли тупик, то ли парк какой — а справа вливалась в другую улицу, пошире и не такую заросшую, но столь же «оживлённую».

   И калитка, и улочка мне понравились. Было в них что‑то загадочное и таинственное, как в калитке, ведущей на болота, около которой старый сэр Генри Баскервилль был напуган до смерти знаменитой собакой своего имени. Хотя внешне — ничего общего, конечно, не было между туманными английскими болотами и солнечной русской улицей.

   Ещё раз окинув взглядом улицу, я закрыл калитку, аккуратно задвинул масляно клацнувший засов и пошёл обратно к дому.

   Тётя Лина пришла в тот момент, когда я задумчиво разглядывал фотографии в той же комнате, где был портрет моего дяди, Юркиного отца. Я их просто не заметил сперва, потому что они висели на другой стене, между двумя окнами — прошёл мимо, и всё.

— А я задержалась, — немного виновато сказала тётя, входя в комнату. Я бросил на неё удивлённый взгляд. — Ты голодный, наверное?

   Я прислушался к себе. Нет, что‑что — а вот голода я не испытывал. Зато ощущал сильное любопытство.

— Кто это, тёть Лин? — спросил я, кивая на фотографии.

   Теперь уже она посмотрела немного удивлённо, подошла ближе и встала рядом со мной.

— А мама тебе… — начала она и осеклась. Улыбнулась. Сказала: — Смотри… Вот это, — она указала на фотографию молодого военного в старомодной форме — маленькой фуражке и кителе со стоячим воротником, — это твой дед, наш с твоей мамой отец. Полковник артиллерии… Между прочим, — она засмеялась, — за Максима он меня сам сосватал. — Мы ведь с твоей мамой долго учились в интернате, здесь, при заводе. Там я с Максимом и познакомилась. Он же сирота был, чистый, вообще никого… Просто познакомилась. А тут отец нагрянул, его увидел и прямо с ходу говорит: «Возьмёшь мою младшую дочку замуж?» Я так и не поняла потом, в шутку или нет. мы тогда были в восьмом классе… Максим побагровел весь и хрипит через силу, горло перехватило: «Возьму, товарищ капитан…» — отец тогда капитаном был. Я засмеялась тогда. А вот получилось, что правда… — тётя Лина улыбнулась, глядя на фотографии. — Отец умер три года назад. Сперва мама, бабушка твоя… а он — через два месяца.