Сергей Снегов - Машина счастья

– Я опоздал на сорок семь минут! – пропел мужчина фальцетом. Он схватил жену за руки и закружился с ней по комнате. – Я опоздал на сорок семь минут! – Он отпустил ее руки и заплясал вокруг нее.

– Ты бы мог предупредить, Пьер. Ты ведь знаешь, что мой индивидуальный приемник настроен только на твое излучение! – Она кружилась с охотой, временами обгоняя мужа, тогда он смешно топотал, догоняя ее.

– Я ничего не излучал! Я ничего не излучал! – пропел мужчина еще веселее. Он катился по большому кругу возле жены. – Я погружал, я разгружал, я автоматы снаряжал! Я ничего не излучал! – Внезапно лицо его из веселого превратилось в озабоченное. – Постой! – сказал он, останавливаясь. – Ты опять не обедала? – Он грозно насупился. – Сколько говорить, что не надо ждать, если я запаздываю на обед! – Он опять повеселел, закружился и запел, запрокинув голову: – Меня не надо ждать к обеду! Меня не надо ждать к обеду!

– Перестань! – сказала жена. – У тебя ни голоса, ни слуха, Пьер. Я не могу больше слушать твое пение. Лучше уж танцуй. Только не упади, пожалуйста.

– Я слушать не могу, как ты поешь! – громко пропел мужчина и еще усердней заплясал по комнате. – Я слушать не могу, как ты поешь! – пел он с упоением.

И при каждом обороте вокруг жены взгляд его падал на Генриха.

Но Генрих знал, что Пьер только глядит, но не видит его. Генрих вначале опасался, что Пьер в самозабвенном кружении налетит на стоящее посреди комнаты кресло, но Мира осмотрительно держалась подальше от гостя, а Пьер хоть и не сознавал, что в комнате кто-то третий, физически все же ощущал неведомое препятствие.

– Есть! – закричал Пьер, останавливаясь. – Хорошую порцию тумана. Ты, я и туман! Живо, Мира, живо!

– Мы не одни, – сказала Мира. – У нас в гостях землянин.

Только сейчас Пьер увидел Генриха.

– Прошу прощения за невнимательность! – сказал он непринужденно. – Мы с Мирой, когда танцуем, забываем все на свете. – Он плюхнулся на тускло мерцающий диван и обернул к Генриху радостное лицо. – Счастлив познакомиться, друг! Пообедаем и поговорим.

– Раньше поговорим, – предложил Генрих.

– Можно и так, – быстро для дельтянина согласился Пьер.

– И разговор в моем присутствии, – предупредила Мира, садясь рядом с Пьером.

Генрих долгую минуту молча смотрел на них.

На Земле такая пауза была бы сочтена за вызов. Здесь можно было молчать и дольше, не рискуя вызвать недоумение и обиду. В Генрихе мутно клубилась злость на эту красивую и неприятную женщину, так ревниво оберегающую своего безобразного и веселого мужа.

Генрих нащупал в кармане передатчик. Пусковая кнопка торчала сбоку, на нее можно было незаметно надавить пальцем. «Надавлю – и кончится твоя тирания, – думал он. – С лица твоего Пьера мигом исчезнет улыбка. Пронзенный непонятной тоской, он отвратит от тебя лицо, твои заигрывания станут ему противны, твои настояния – омерзительны. Вот как оно будет, стоит мне нажать кнопку. И я ее нажму, можешь не сомневаться в этом!»

– Я, однако, настаиваю на разговоре наедине.

– Ничего не выйдет, раз Мира не хочет, – добродушно разъяснил Пьер. – Ужасная женщина моя Мира, вы такой еще не встречали.

«Я и такого, как ты, пожалуй, еще не встречал, – подумал Генрих. – Недаром машина так долго билась с твоей зашифровкой. У тебя, собственно, и зашифровывать нечего, ты весь на виду».

Пьер продолжал, шумно засмеявшись:

– Я открою вам страшную тайну: без меня Мира худеет за сутки на килограмм.

– А ты без меня за сутки на килограмм толстеешь, – заметила Мира.

– Худеет? – переспросил Генрих мрачно. Он недоверчиво поглядел на Пьера. – Толстеете?

– Худеем и толстеем! – воскликнул толстяк. – Она без меня ничего не ест от тоски, а я объедаюсь веселящимся туманом, чтобы заглушить скорбь. Так что не заставляйте нас уединяться друг от друга, а говорите спокойно.

«Ничего я говорить не буду, – размышлял Генрих. – Вот нажму на кнопку

– и оборвется наша говорильня, и не понадобятся объяснения. Все равно я не скажу, какую роль ты можешь сыграть в общественном подъеме дельтян, даже о Стелле я не скажу, к Стелле ты устремишься всей душой, еще не зная ее, а узнаешь – полюбишь без памяти, куда сильнее влюбишься, чем в эту Миру, и не будет больше в твоей жизни Миры, а будет предназначенная тебе высшей справедливостью Стелла…»

Он вынул из кармана передатчик и положил на колени кнопкой вверх.

Всего одно нажатие пальца – и будет поставлена желанная точка в затянувшемся разговоре.

– Дело в том, что мое предложение секретное, – начал Генрих.

Начало было неудачное: секретов Генрих не имел.

Пьер, подумав, опроверг Генриха:

– У вас, возможно, есть секреты от меня, но тогда зачем ими делиться со мной? А у меня секретов от Миры нет.

– И не будет, – добавила Мира с вызовом.

«Нажму кнопку – и точка на объяснении», – вяло думал Генрих, падая духом.

На уродливом лице Пьера играла беззаботная улыбка, черные глаза Миры впивались в Генриха. Интересно, думал Генрих, как она почувствовала, что над ее головой собралась гроза? Вот же дьявольская настройка души – и без специальных излучений ощущает таинственную опасность!

– Я собирался пригласить вас на Землю в командировку, – сказал Генрих. – Но одного…

– Исключено! – одинаковыми голосами воскликнули Пьер и Мира.

– Теперь-то я и сам вижу, что исключено, – согласился Генрих.

Он встал, и передатчик со стуком ударился о пол. Прежде чем он успел схватить его, передатчиком завладела Мира. Вскрикнув, Генрих вырвал коробочку из ее рук.

– Что с вами? – спросила Мира с испугом. – Вы так побледнели, друг!

– Вы не нажали на эту кнопочку? – волнуясь, спросил Генрих. – Вот эту кнопочку – видите? Вы случайно не нажали на нее? Только не скрывайте правды!

– Нет, не нажала! – быстро ответила Мира. Ужас Генриха мгновенно передался ей. – Даже не дотронулась, уверяю вас!

– А на кнопочку надо нажать? – поинтересовался Пьер. – Дайте-ка эту штучку мне, я отлично нажму.

Генрих с грустной улыбкой спрятал передатчик в карман.

– Именно этого и не надо делать. Разрешите пожелать вам долгой жизни, друзья. Счастья вам не желаю, у вас его, судя по всему, хватает.

– Не мог я этого сделать, – оправдывался через час Генрих перед братом. – Она так на меня смотрела… Поищем других путей. Впрочем, можешь назвать меня дураком…

Рой молча переливал из бутылки в стаканы плотный цветной туман. Когда синеватый дым заклубился у краев, Рой протянул свой стакан Генриху.

– Выпьем за дураков! – сказал Рой. – Я имею в виду хороших дураков, – добавил он педантично.

– Все-таки лучше было бы специализировать нашу машину для розыска преступников и опасностей. Напрасно мы уступили Боячеку, – запоздало посетовал Генрих после того, как осушил стакан.