Виктор Сапарин - «На суше и на море» - 61. Фантастика

— А что он знает еще?

— Его вторая профессия — биология. Снимает фильм из жизни уссурийских тигров. Основал заповедник на сопке Остроконечной для осмотра с воздуха.

— Только-то! Мы отказывали людям, владеющим шестью профессиями.

— Вот-вот. В этом и заключается ваша ошибка. В вашем списке наверняка наберется с полсотни профессий, которых вы вообще не отыщите на Земле! А Игорь Горин сможет делать все эти пятьдесят видов работ и, если понадобится, еще десять. Таким, как он, цены не было лет двести назад, когда все делалось вручную. Он родился слишком поздно, то есть как раз в самое время для Венеры. Поэтому-то я и считаю, что вы должны идти от рекомендации знающих людей, а потом уже обращаться к электронным картотекам.

— И упустим людей, которых никто не догадался рекомендовать, — спокойно возразил Эдвардс. — Например, вас. Вероятно, лучше сочетать два способа. Но вернемся к Игорю Горину. Сам-то он захочет работать на Венере?

— Ах, он сам не знает, чего хочет. Это такой романтик! Знаете, из породы мечтателей.

— Романтик? — поразился Эдвардс.

После ухода Лыкова он некоторое время раздумывал. Первый раз в жизни он ощутил отсутствие романтики в человеке как известный недостаток: равнодушие Лыкова к поездке на Венеру почему-то задевало его.

Игорь Горин оказался худощавым человеком с длинным лицом, свободной прической — что-то от поэта или художника ощущалось в его облике. Но он не сочинял стихов и не писал картин, а разговаривать мог только о механизмах. Из тех людей, что при поломке любой машины не обращаются в Бюро замены, чтобы прислали новую, а сами с наслаждением погружаются в нее и не успокаиваются, пока не найдут причины неисправности и не устранят ее своими руками. Клад в любой экспедиции! И, разумеется, он готов лететь на Венеру или куда угодно хоть сегодня.

Расставшись с Гориным, Эдвардс с огорчением констатировал, что первый человек, зачисленный им в состав научной станции, оказался самым настоящим и неисправимым романтиком, — в этом не оставалось ни малейшего сомнения. Он говорил о машинах так, как не всякий поэт говорит о возлюбленной. Впрочем, не будь он таким, подумал в утешение Эдвардс, он не знал бы так машины. А главное, подобного склада человек, конечно, с особенной охотой будет придумывать выход из любого трудного положения, в котором могут очутиться сотрудники станции со своими многочисленными механизмами; искать выход из безвыходных обстоятельств для него — сущее удовольствие. В этом он и видит всю прелесть своей профессии. Но зато уж Эдвардс твердо решил привлечь в экспедицию Лыкова.

Приходил Барч, рекомендованный Карбышевым. Это был работник Биологической защиты, один из тех, на чьих плечах лежала огромная работа по переустройству мира микробов на нашей планете. Глядя в лицо Барча с сухой кожей, обожженной в тропиках и продубленной морским ветром, в ясные голубые глаза, спокойно взирающие на мир, Эдвардс чувствовал перед собой бойца, закаленного, бывалого, готового идти на любую опасную операцию без ненужного риска, обдуманно и расчетливо, но и без страха. На Венере, где опасности подстерегают на каждом шагу, где любая лужа полна неведомых существ и даже воздух кишит невидимыми представителями незнакомой человеку жизни, такому человеку, как Барч, есть возможность применить свои способности и навыки, ставшие для него уже чертами характера. Карбышев умеет подбирать людей, ничего не скажешь.

Следующего кандидата раскопали секретарь с Элеонорой. Все-таки удивительно остроумно устроена машина, неутомимо ведущая летопись жизни каждого обитателя Земли. Лыков ее недостаточно оценил. О многих людях мы ничего не знаем, пока не затребуем те или иные сведения о них. И тут оказывается, что скромнейший человек, никогда словом не обмолвившийся о себе, совершал когда-то чуть не геракловы подвиги. Или что известный ученый вне своей специальности — единственный на Земле человек, который владеет редчайшей профессией, даже название которой знают немногие, а изучил он ее просто так, для интереса, и оказывает услуги обществу, когда оно в них нуждается. Многое может рассказать Элеонора — бесстрастная, как судебный протокол, и точная, как всякая математическая машина.

Человек, предложенный вниманию Эдвардса Элеонорой, принадлежал к редкому в наши дни племени бродяг и непосед. То ли остатки инстинкта кочевых народов вдруг пробудились в его крови, то ли ненасытное любопытство гнало его по белу свету и не позволяло засиживаться подолгу на одном месте, — но он действительно исколесил весь земной шар. Его видели тропики, умеренные области, полярные зоны; он опускался на дно глубочайших впадин океана, работая там на бурении скважин; он дежурил на высокогорных станциях, выполняя один обязанности всего персонала, он прокладывал знаменитую Меридианную дорогу, строил Лунный город, чистил вулкан Везувий — легче перечислять, чего он не делал, чем то, кем он был. К тому же он обладал завидным характером, дружелюбие переполняло его. По виду это был щупленький, похожий на семечко одуванчика человек и так легко передвигавшийся, словно его и правда поддерживал в воздухе парашютик. Звали его чрезвычайно коротко: Ив.

Побеседовав с ним, Эдвардс быстро понял, чем будет полезен в составе экспедиции такой неугомонный человек. Он, конечно, не успокоится, пока не перепробует по крайней мере половины из двухсот пятидесяти профессий, которые нужны на Венере. Значит, в случае необходимости он сможет заменить там многих.

Каждый день являлись кандидаты. Список Эдвардса все рос.

Все участники Восьмой экспедиции попросились работать в первой смене научной станции на Венере, и с их желанием согласились. Теперь, кроме Карбышева, Эдвардс все чаще видел в своем бюро огромного Нгарробу — как уверяли журналисты, единственного представителя Земли, способного поспорить силой с обитателями Венеры, маленького изящного Гарги из Индийской, академии и всегда спокойного Сун-лина, который сам про себя говорил, что в глубине души он не менее пылок, чем Нгарроба, но просто лучше владеет собой.

Закончился конкурс на лучший проект здания станции на Венере. Плановое бюро отобрало три проекта для осуществления в натуре. После испытания на полигоне одна станция будет отправлена по прямому назначению на Венеру, остальные займут место в Музее Неосуществленных проектов.

Дела шли как нельзя лучше, но Эдвардс все чаще и чаще испытывал беспокойство.

Сборка отобранных типов зданий научной станции для Венеры на полигоне двигалась полным ходом. Сто двадцать специализированных заводов изготовляли оборудование. Ракетный институт заканчивал конструирование шести образцов грузовых ракет и одной пассажирской.