Евгений Дрозд - Семь с половиной минут

- В прошлом году я писал курсовую по философским проблемам пространства-времени. А в этом меня заинтересовала другая тема, сейчас я занимаюсь новым синкретизмом.

- Чем?

- Синкретизмом. Был в истории период, когда мышление человека было синкретическим. Вся интеллектуальная деятельность человека сводилась к созданию мифов, и мифы в те времена играли роль и науки, и искусства. Они отражали мировоззрение и устанавливали правила социального поведения. Теоретическая сфера деятельности была единой, нерасчлененной.

- Ясно. А что значит - новый синкретизм?

- Я пытаюсь доказать, что довольно скоро мы вернемся к синкретическому мышлению на новом, более высоком уровне. Знаете ленинскую идею развития по спирали - "от коммунизма первобытного к коммунизму научному"? Так и тут. Первая форма синкретического мышления существовала в виде мифологии. Потом мыслительная деятельность распалась на отдельные, почти не пересекающиеся потоки - наука, искусство, философия. Но мы стоим перед синтезом - будет создана новая мыслительная среда, в которой эти три потока снова сольются воедино. А то нынче процесс ветвления и раздробления зашел так далеко, что даже в рамках одной дисциплины представители разных ветвей не понимают друг друга... Словом, наше мышление должно сделать очередной качественный скачок...

Следователь невольно вздохнул.

- Жаль, что оно его еще не сделало...

Агинский внимательно посмотрел на него и осторожно спросил:

- А что... трудности возникают?

- Трудности!

И тут вконец зашедший в тупик следователь сделал то, чего делать ему не полагалось ни в коем случае - стал делиться сомнениями со свидетелем.

- Применить бы это ваше новое мышление к такой вот задачке: как объяснить поведение Морозова? Зачем он побежал в цех? Что означает фраза, сказанная им Лихачеву: "Ты еще жив?!"? Вы, кстати, знаете, что он задал покойному такой вопрос?

- Н-нет. Впервые слышу.

- Так вот, был такой вопрос. И как вы объясните, что показания всех свидетелей в общем согласуются, но находятся в резком противоречии с показаниями самого Морозова?

- И в чем они расходятся?

- А в том, например, что начальники ваши, глядя на экраны своих телевизоров, в пятнадцать сорок семь видели Лихачева, копающегося у манипулятора, а Морозов показывает, что в это же самое время на экране своего телевизора, подключенного к тому же канату, к той же камере, он видел Лихачева, лежащего в луже крови, и видел кого-то склонившегося над ним, кого-то, кого он не узнал, но кто работает на вашем же предприятии. Вы можете это объяснить?

- Нет... Но если Морозов действительно увидел что-то такое на экране, то это, по крайней мере, объясняет, почему он бросился в цех и почему произнес эту фразу...

- Но как он мог увидеть то, что еще не случилось? Не проще ли предположить наоборот - чтобы объяснить свое поведение, он выдумывает, что увидел на экране что-то странное? Ведь кроме него самого никто этой картины не видел. Расхождение получается - Лихачев погиб в пятнадцать часов пятьдесят четыре минуты тридцать секунд, а Морозов (и только он один) видит это в пятнадцать сорок семь - неувязочка... Если бы он наблюдал гибель Лихачева вместе с начальником цеха и начальником смены, то он не мог быть в это время в цехе, а раз он был в цехе, то не мог видеть эту сцену по телевизору. Не сходятся у него концы с концами, а зачем он орет - я понять не могу.

На этом разговор закончился. Агинский вышел из кабинета следователя в полной растерянности.

7

Нестерпимо яркая голубизна неба, если смотреть в зенит, переходила в темный фиолет. Далеко, далеко внизу сверкали белизной заснеженные пики и хребты, темнели бездонные ущелья. Ни одно облачко не нарушало пустоты этих беспредельных абстрактных просторов. Облака, как и горы, были далеко внизу. Впрочем, совершенно незаметно, оказались они уже совсем рядом, и белизна их пушистых клубов слепила глаза не хуже кристалликов снега на вершинах безымянных гор.

Облака, медленно меняя очертания, наваливались брюхом на остроконечные скалы, продирались сквозь мрачные ущелья, непрерывно и согласованно раздавались вширь, попадая на свободное пространство, и это неостанавливающееся движение похоже было на работу отлаженного механизма и даже, кажется, сопровождалось низким однотонным гулом, заполняющим все пространство, бесконечным, вибрирующим "А-а-а-а-у-у-у-у-м-м-м-м". А выше, во втором эшелоне, гонимые мощным ветром, проносились длинные ряды облаков поменьше.

На небольшое кремнистое плато то падала сумрачная тень, то вновь заливал его чистый свет из бездонной синевы. Казалось, на пустынной площадке никого нет, но вот упала тень, и прошла тень, и стала видна сидящая в позе Лотоса фигура, а за ней стояли еще трое.

Творец Йоги Шива-Разрушитель был недоволен, что его ради участия в битве оторвали от созерцания предвечного Ишвары, но лицо его оставалось непроницаемым, и его третий, боевой глаз, расположенный в междубровье, вагни-чакре, был до поры, до времени прикрыт. За Шивой стояли - бог смерти Яма с посохом "яма нанда", на который достаточно взглянуть, чтобы тут же на месте помереть; царь 33 миллионов младших богов Индра со своим алмазным копьем и красавец Кришна. Старший бог Вишну-Защитник в последнюю минуту отказался от участия в сражении, сославшись на занятость. Вместо себя он прислал свою аватару - воплощение - Крипту, снабдив его излюбленным оружием - огненными дисками.

Все четверо пребывали в абсолютной неподвижности. Ждали подхода других богов и, главное, Одина, который был назначен руководителем кампании и должен был провести последний инструктаж. Вскоре на плато появились еще три фигуры - Зевс-Юпитер в сопровождении Марса и, чуть позже, представитель славян - Перун.

Громовержцы радостно приветствовали друг друга и Шиву, удостоили благосклонными кивками младших богов и завели беседу о последнем приеме у Брахмы, где присутствовали боги из других галактик. Шива с непроницаемой улыбкой внимал Юпитеру и Перуну, которые, перебивая друг друга и разражаясь громоподобным хохотом, рассказывали, как на приеме апсара Мохини сцепилась с Афродитой и что из этого вышло. Марс - бравый вояка, но совершенно не светская личность - угрюмо топтался чуть поодаль. В присутствии иностранцев он чувствовал себя скованно.

На площадке тем временем появились еще двое - представители Иудеи архангелы Гавриил и Михаил, приведшие свое несметное небесное воинство на соединение с легионами Индры. Их армии, как и полчища индусских младших богов, находились в надлежащем сопредельном мире, дабы до времени не мозолить глаза начальству.

Юный Кришна, которому не терпелось опробовать полученное от Вишну-Защитника оружие, решил устроить разминку. Он отодвинулся в дальний угол плато и стал запускать вращающиеся диски. Индра отбивал их алмазным копьем, Яма - своим посохом, а Михаил и Гавриил - огненными мечами. Марс потоптался на месте, бросил взгляд на Зевса-Юпитера, потом решительно выхватил меч из ножен и присоединился к молодежи.