Александр Сидорович - Измерение “Ф”

Теперь, когда комета стала официально объявленной реальностью, миллионы людей получили возможность наблюдать это необычное небесное тело во всем его блеске.

Вряд ли покачивающийся на коротеньких ножках Буонапарте, пытаясь — поочередно прикрывая то правый, то левый глаз — визуально определить истинное количество комет на небосклоне, мог предполагать, что он наблюдает знамение своей кончины.

Пройдя через верхние слои атмосферы, комета направила свой путь к созвездию Стрельца, оставив людям память о себе в виде значительного количества закиси азота, именуемой в просторечии “веселящим газом”.

Постепенно диффундируя к поверхности Земли, этот газ вызвал на планете такие общественные сдвиги, которые были бы не под силу тысячам буонапарте.

Уже через несколько месяцев выяснилось, что все человечество пребывает в состоянии постоянного и сладостного опьянения.

Однако корень зла был не в этом.

Отравленный постоянным приемом таблеток организм Буонапарте решительно противился действию веселящего газа. Больше того: присутствие закиси азота в воздухе лишало таблетки химика их основного свойства вырабатывать в кишечнике алкоголь.

Снова Буонапарте противостоял обществу, но на этот раз конфликт был гораздо более серьезным. Если до прохождения кометы пьяная походка правонарушителя вызывала только снисходительное порицание, ибо как бы мы судили о своих добродетелях, если бы не было чужих пороков, то сейчас появление на улицах унылой трезвой физиономии рассматривалось всеми как желание подчеркнуть несколько легкомысленный уклад новой жизни.

Не прошло и полугода, как возмущение общества вызывающим поведением Буонапарте достигло таких размеров, что совет социологов был вынужден объявить всенародный референдум.

Смертная казнь через сожжение на костре — таков был единодушный приговор.

Сожжение Буонапарте превратилось в величественный праздник обновления человечества. Огромный костер, сложенный на главной площади Столицы Мира был окружен многочисленной толпой радостных людей, исполнявших Танец Обезглавленного Петуха, ставший модным на Земле после прохождения кометы. Такие же костры, но поменьше, были зажжены во всех городах планеты. На них торжественно сжигались чучела химика-отступника.

На следующее утро телеграф и радио разнесли повсюду радостную весть: в ночь аутодафе официально были зарегистрированы два случая изнасилования. Человечество еще раз продемонстрировало свою способность в поворотные моменты истории вызвать к жизни таящиеся в нем возможности.

Что же касается всевозможных толков о том, что эти акты пробудившейся мужественности якобы были инсценированы социологами, то вся последующая история человечества решительно их опровергает.

Литературная судьба Ильи Варшавского, писателя, чьи произведения на протяжении последней четверти века известны не только любителям фантастики, сложилась на удивление благополучно. Настолько, что это само по себе казалось явлением едва ли не фантастическим. Уже один из первых его рассказов — “Индекс Е-81” — получил Национальную премию на международном конкурсе. После первого же обсуждения в Союзе писателей сборник его рассказов был рекомендован Лениздату и вышел в рекордный срок — всего за два года. За ним последовала вторая книга, третья… Пять книг, множество рассказов, в эти книги не вошедших, опубликованных лишь в периодике, две повести — вот итог его такой короткой литературной судьбы. Казалось, что бы он ни написал, все тут же становилось достоянием читателей.

И все же в архиве писателя остались рассказы, не опубликованные при жизни автора. В основном это ранние пробы сил, которые все же имеют несомненный интерес для читателя. Есть среди них и рассказы, “не прошедшие” по цензурным соображениям. К их числу принадлежат опубликованная лишь в прошлом году “Кукла” и предлагаемые вниманию читателей “Казнь Буонапарте” и “Возвышение Елизара Пупко” Какую крамолу можно было в них углядеть? Но тем не менее они появляются в печати лишь сейчас. Слава богу, хоть сейчас появляются.

Андрей Балабуха

В пятницу вечером, как повелось с начала века, мы с друзьями выезжаем на еженедельное проветривание — рыбалку. Нас, разместившихся в двух машинах, шестеро: четверо развалились в Толькином (Толькипапашином) эмобе “Экстра 007”, двое скрючились в моем “запе” (выпуска 98-го года), бензодрыговой развалюхе, в насмешку подаренной мне бывшим тестем. К тихой радости старого солдафона — он спихнул мне машину через месяц после развода — “зап” ежеутренне нервирует меня, отказываясь натощак опохмеляться бензином.

Два часа машины мчались в сгущающихся сумерках шоссе, высвечивая мокрые плиты асфальтитового покрытия. Вернее, мчался электромобиль, мой же “зап-херрбенц” тащился сзади, как беременная улитка. На сто первом километре машины свернули на проселочную дорогу, еще двадцать минут — и они вывалились на пологий, местами поросший кустарником, берег. Ребятки быстро выгребли из багажников барахло, растянули, установили палатки. Я, тем временем, насобирал сухих веток и сучков, свалил в кучу, облил бензином, поджег. Вскоре шесть довольных физиономий растянулись в улыбки, все осоловело потягивали чай, сдобренный безалкогольным ликером “Старый Арбат” и невинными дарами Космофлота. Как обычно, всеобще хорошему настроению способствует Виталик: служа в Челночном филиале Космопорта, он ежедневно выносит в потайных карманах литр спирта. Иногда и больше.

Мы о чем-то трепались, рассекая ночь ненужными словами, грубо ржали, вспоминая странное детство… Костер засыпал, друзья смеялись все натужней. Как повелось, напоследок мы хором прогнусавили старинную тягловую песню баржевиков…

Все залегли спать, а я остался покейфовать в одиночестве возле искрометных головешек…

Чувство прекрасного — истома души — накатывает каждый раз, стоит только выбраться на озеро, остаться один на один и с самим собой, и с природой, под безгранной чашей звездного неба… стоит только прислушаться к плеску пиявок и лягушек, гоняющихся за уцелевшей еще рыбой. Брызги смешиваются с лунным светом, усыпляют…

Разомлев, я опрокинулся от костра в траву, выпал за черту освещенного островка: небо сразу навалилось всей своей космической мощью. Тишина… мерный шепот близкой воды, да ласкающий слух шелест листьев. Совсем рядом стреляющий, будто похрустывающий костяшками пальцев, костер. Луна, уставившись на меня, раскрыла циклопический глаз…