Яна Дубинянская - Козлы

Закрыл. Во тьме под веками замерцали синусоиды и концентрические круги, а затем лимонным силуэтом на темно-лиловом фоне возникла сияющая фигура Кузьмича. Теперь они были - один на один во Вселенной.

- Воздымите ладони!

Его руки взметнулись над головой мгновенно, без малейшего зазора после слов святого человека. Несколько томительных минут, на протяжении которых Кузьмич объяснял другим, - темным, непосвященным и совершенно лишним! - как открывать навстречу космосу энергетические каналы. А его, Василия, каналы, уже распахнутые, словно алчущие рты, вибрировали, изнывая в нестерпимой жажде...

И вот пространство пронзила вспышка ярчайшего света, и огненные потоки ударили в раскрытые ладони, заструились по телу невыносимо восхитительным теплом. Космическая энергия, живая и живительная, омывала и пропитывала каждый сосуд и нерв, каждую клетку усталого организма. Голова, ещё минуту назад тяжелая, перегруженная ненужным темным шлаком, стала легкой, как пушинка, прозрачной и чистой, как линза точного прибора. Миллионы микроскопических иголочек приятно покалывали кожу, заодно очерчивая контуры земного тела, - иначе оно бы полностью растворилось в сверкающем эфире. И мягкими оболочками приникали к нему астральные тела - Василий пока научился различать четыре, но знал, что их гораздо больше. И победительным пурпуром светилась его мощная аура, - подобной, наверное, нет ни у кого из присутствующих в зале... если не считать самого Кузьмича.

Гордыня, укоризненно одернул себя Твердовский. Эта внятная и земная мысль безжалостно свидетельствовала о том, что волшебный процесс подпитки космической энергией завершился.

- Откройте глаза.

Кузьмич опустил руки; широкие рукава рубахи упали следом, прикрывая жилистые предплечья. Со своего места во втором ряду Твердовский видел, что на изборожденном морщинами лбу святого человека блестят крупные капли пота. Воистину каторжный труд - быть посредником между Богом, космосом и сонмом недостойных, собравшихся здесь... Лишь подлинный подвижник способен на такое. Причем совершенно бескорыстно: общие сеансы Кузьмич проводил бесплатно, а небольшую, видит Бог, мзду брал только за индивидуальную работу... и святому надо на что-то жить.

Кузьмич заговорил.

Его речь полилась плавно и вольно, порожденная союзом могучего интеллекта и тончайшей души. Каждое слово было откровением; вечные истины блистали новизной, а взрывные артефакты воспринимались как нечто давно знакомое и родное. Назвать это лекцией либо проповедью было бы кощунством. Возможно, именно так говорил со своей паствой сам Христос... хотя кто знает: может, даже ему такое было не под силу.

Вот Кузьмич слегка возвысил голос: если бы сейчас он просто попросил Василия пойти на смерть, тот пошел бы, не задумываясь. А если бы... Боже, если б он только позволил... поцеловать край своей вышитой хламиды!..

А потом и это счастье кончилось, просочилось последними каплями, обнажив дно. Время сеанса истекло. И, практически без всякой команды - было разве что неуловимое движение правой руки святого человека - зал поднялся, как один человек, все воздели руки над головами и зааплодировали, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону. То были не просто аплодисменты: каждый хлопок плотнее запечатывал каналы, чтобы не допустить утечки энергии, чтоб её хватило надолго, на целую неделю...

А мне - на месяц, - подумал Твердовский, истово, до боли вбивая друг в друга ладони. Эта мысль потянула за собой на ниточке ряд прочих: мама, Сашкин звонок, козы... и вышла на глупую девицу, находившуюся, он помнил, где-то в последних рядах. Сейчас, в момент просветления, думать о земной грязи было особенно неприятно... но что поделаешь? Вдруг у неё и в самом деле нечистая карма или черная аура?!..

Жестом, известным лишь посвященным, он подозвал послушницу Аллу, помогавшую Кузьмичу вести мирские дела. Алла внимательно выслушала Твердовского, приняла пожертвование и сделала пометку в записной книжке. Его очередь к Кузьмичу оказалась четвертой.

Теперь нужно было перехватить девицу, пока её не угораздило сбежать из зала.

* * *

Было самое время потихоньку пробираться к выходу - эти ненормальные вовсю раскачивались и хлопали в ладоши. Ну и дает Твердолобый! Косит, понимаешь, под умного доцента, а сам...

Хорошо еще, что я села сзади, хотя запашок добрался и сюда. Либо я полная дура, либо точно так же воняет у нас в общаге на седьмом этаже по пятницам, когда пацаны собираются у Вовчика драп покурить. Комендантша их раньше гоняла, пока не скинулись ей на шампусик и коробку конфет.

Тут, в кино, одной бутылкой явно не обошлось!..

В общем, я понимала, что пора делать ноги. Но очень уж любопытно было поглядеть на Твердолобого по обкурке.

Он как раз показался вдалеке, в проходе между рядами, - шапочка на затылке, галстук на боку. Умереть - не встать! И даже стало его жалко: ещё не дойдет до дому, бедняжка, под машину выскочит или что-нибудь такое, по обкурке же запросто. Андрей из девятой общаги, где кибернетики живут, в феврале так и замерз в парке на лавочке. Тоже к Вовчику ходил...

Твердолобый в проходе озирался вокруг безумными глазами - надо же, и очки куда-то заныкал! Я, так и быть, решила его окликнуть:

- Василий Ильич! Вы не меня ищете?

Когда он, пробравшись сквозь толпящийся народ, подбежал и схватил меня за руку, квадратная оправа уже торчала у него на носу, а галстук болтался довольно ровно. И выражался Твердолобый более-менее, слова почти не растягивал. Так что это, похоже, был не драп, а какая-то штука полегче.

- Куда вы пропали?! Святой человек не станет ждать! Идемте, и сотрите же, наконец, эту вульгарную помаду!

А вот это фигушки! Чтоб я ходила по городу со стертой помадой?!.. Перебьется твердолобовский святой.

Тут до меня дошло, что мы идем к тому самому колдуну, который махал на сцене руками и что-то болтал про космос, а когда все позакрывали глаза, отходил побазарить со своей барышней - худенькой, в черном платье, как у монашки. Колдуна я как следует не разглядела: зрение у меня так себе, очки носить облом, а линзы дорогие... Так что посмотреть на него вблизи было бы интересно.

Мы с Твердолобым поднялись за кулисы, где уже собралась порядочная толпень: в том числе и старушки, и мамаши с маленькими детьми, и даже один дяденька в инвалидной коляске. Я прикинула: если колдун тратит на прием каждого по десять минут, нам здесь кантоваться часа три. Сразу как-то расхотелось на него смотреть...

Но оказалось, что очередь не живая, а вроде как по записи: барышня в черном выглядывала из-за двери и называла фамилии. И Твердолобого она вызвала уже минут через пять. Никого пропускать вперед он, понятно, не стал.