Эллис Питерс - Датское лето (Хроники брата Кадфаэля - 18)

Гвиона положили на густую траву, и он, приоткрыв глаза, произнес слабым голосом, но вполне отчетливо:

- Я должен кое-что сказать Овейну Гуинеддскому. Мне нужно к нему.

Кадфаэль стоял на коленях возле раненого, пытаясь остановить с помощью тряпки, смоченной ледяной водой, кровь, которая непрерывным потоком лилась из глубокой раны в левом боку молодого человека. Кюхелин положил голову Гвиона себе на колени и вытирал кровавую пену с губ и пот со лба, уже похолодевшего и побледневшего от неспешно приближавшейся смерти. Взглянув на Кадфаэля, Кюхелин чуть слышно произнес:

- Мы должны отнести его обратно в лагерь. Он говорит серьезно. Ему нужно туда.

- Он никуда не отправится, - таким же беззвучным шепотом ответил Кадфаэль. - Если мы его поднимем, он умрет у нас на руках.

Нечто, напоминавшее самую бледную и слабую улыбку, коснулось раскрытых губ Гвиона, и он прошептал еле слышно, как они:

- Тогда Овейн должен прийти ко мне. У него больше времени, чем у меня. Он придет. Это то, о чем ему бы хотелось узнать, а никто другой не может рассказать.

Кюхелин отвел влажную прядь черных волос со лба Гвиона, боясь, что она будет его беспокоить. Его рука была твердой и нежной. Вражды больше не осталось, для нее не было теперь места. И по-своему они были друзьями. Сходство все еще оставалось, и каждый из них словно смотрелся в зеркало потемневшее зеркало, искажавшее отражение.

- Я еду за ним. Потерпи. Он будет здесь.

- Скачи быстрее! - попросил Гвион и попытался слабо улыбнуться.

Уже вскочив на ноги и взявшись за уздечку своего коня, Кюхелин засомневался:

- А не Кадваладр тебе нужен? Ему прийти?

- Нет, - сказал Гвион и резко повернул голову, дернувшись от боли.

Парируя последний удар, Отир, не собираясь убивать противника, случайно ранил его в тот момент, когда Овейн громовым голосом приказал остановиться, а Гвион опустил меч, открывшись и подставив левый бок под удар. Теперь уже ничего нельзя было исправить.

Кюхелин ускакал, и песок летел из-под копыт его коня. Он мчался во весь опор, теперь уже по луговой траве, оставив позади дюны. Никто бы так не спешил, выполняя поручение Гвиона, как Кюхелин, который на какой-то миг утратил было способность видеть в лице Гвиона собственное отражение. Но это было в прошлом.

Гвион лежал с закрытыми глазами. Боль не отпускала его. Правда, Кадфаэль не думал, что она была сильная: юноша был уже почти недосягаем для боли. Они вместе ждали. Гвион лежал очень тихо, тогда кровь не так сильно текла, и жизнь уходила медленнее, а жизнь еще была нужна ему. У Кадфаэля была вода в шлеме Кюхелина, и он вытирал бусинки пота со лба раненого, холодные, как роса.

С берега доносился уже не шум боя, а голоса людей, без помех занимающихся своим делом, да мычание и рев скота, который загоняли на суда. Для животных это будет тяжелое путешествие, но всего через несколько часов они снова начнут щипать травку на сочном лугу.

- Он приедет? - с тревогой спросил Гвион.

- Он приедет.

Он уже ехал, и спустя мгновение они услышали приглушенный стук копыт, и вот появился Овейн Гуинеддский, за которым следовал Кюхелин. Они спешились в молчании, и Овейн подошел к молодому изувеченному телу. Однако он не стал наклоняться слишком низко, опасаясь, что даже слабеющий слух раненого может уловить то, что не следует знать.

- Он будет жить?

Кадфаэль только покачал головой. Опустившись на песок, Овейн наклонился поближе.

- Гвион... Я здесь. Не говори много, в этом нет необходимости.

Черные глаза Гвиона, слегка щурясь от солнечного света, раскрылись, и он узнал Овейна. Кадфаэль смочил пересохшие губы Гвиона.

- Нет, есть необходимость. Я должен сказать кое о чем.

- Я повторяю, что для мира между нами двоими слова не нужны, проговорил Овейн. - Но если ты должен, я слушаю.

- Блери ап Рис... - начал Гвион и остановился, чтобы перевести дух. Вы хотели узнать, кто его убил. Его убил я.

Он терпеливо ждал скорее недоверия, чем возмущения, но ни того ни другого не последовало. Только молчание, которое длилось довольно долго, пока Овейн, голосом ровным и, как всегда, спокойным, не произнес:

- Почему? Ведь он, как и ты, был вассалом моего брата.

- Да, был, - ответил Гвион, и рот его исказился от подобия смеха, а тонкая струйка крови потекла по подбородку. Кадфаэль наклонился и вытер ее. - Я радовался, когда он приехал в Эбер. Я знал, что затевает мой господин. Я рвался присоединиться к нему и мог бы рассказать ему все, что знал о ваших войсках и планах. Это было честно. Я сказал вам, что навсегда останусь человеком вашего брата, так что вы знали. Но я не мог уйти, я ведь дал слово.

- И держал его, - вставил Овейн. - До сих пор.

- Но Блери такого слова не давал. Он мог уйти, в отличие от меня. Тогда я рассказал ему все, что узнал в Эбере: какое войско вы можете собрать и как скоро будете в Карнарвоне. Словом, все, что требовалось милорду Кадваладру для защиты. И я взял лошадь на конюшне еще до темноты, пока ворота были открыты, и привязал ее под деревьями. И я, как последний дурак, не сомневался, что Блери будет верен своему господину. Он все выслушал, не сказав ни слова, и я решил, что он придерживается моего мнения!

- Как ты мог надеяться, что он выберется из манора при закрытых воротах? - мягко спросил Овейн, словно они говорили о каком-то пустяке.

- Есть способы... Я пробыл в Эбере долгое время. Не все внимательны с ключами. Однако пока он ждал во дворе, он замечал все детали, а считал он не хуже меня и так же хорошо взвешивал шансы. Но вел он себя так, чтобы я не сомневался в его намерениях. В том, что мне казалось его намерениями! горько произнес Гвион. Голос изменил ему, но, собрав последние силы, он упорно продолжал: - Когда я пришел сказать ему, что уже пора, и хотел благополучно вывести его за ворота, я застал его в постели раздетым. Совершенно не стыдясь, он заявил, что никуда не собирается, не такой он дурак - ведь он видел ваше войско. Он преспокойно переждет в Эбере и посмотрит, куда ветер дует, а если он дует в сторону Овейна Гуинеддского ну что же, тогда он за Овейна. Я напомнил ему о клятве, и он рассмеялся мне в лицо. И я ударил его, - сказал Гвион сквозь зубы. - Тогда я понял, что если хочу сдержать клятву, данную Кадваладру, то должен изменить слову, данному вам, и пойти вместо Блери. А поскольку он так себя повел, я вынужден был убить его, чтобы он не выдал меня вам. И пока он еще не пришел в сознание, я ударил его кинжалом в сердце.

Тело Гвиона перестало вздрагивать и расслабилось. Он испустил глубокий вздох. Теперь он уже сделал почти все, чего от него требовала истина. Остальное было гораздо легче.

- Я пошел за лошадью, но она исчезла. А тут прибыл гонец, и я ничего не смог сделать. Все было напрасно. Я зря совершил убийство! То, что мне поручили сделать для Блери ап Риса, я исполнил как покаяние. А что из этого получилось, вы уже знаете. Но это справедливо! - сказал он, ни к кому не обращаясь, и они услышали: - Он умер, не исповедавшись, и меня ждет та же участь.