Станислав Буркин - Фавн на берегу Томи
Помощь проекту
Фавн на берегу Томи читать книгу онлайн
Во время звонка, когда гимназистки шумно покидали класс, под ноги ему приземлился, клюнув носом, бумажный самолетик. Дмитрий Борисович поднял и развернул тетрадный листок. На нем было нацарапано: «Ничего себе». Учитель озадаченно хмыкнул, сунул листок в карман и пошел в учительскую столовую.
В ту ночь Бакчарову снилось, как старичок Заушайский обнаружил через телескоп, что на Томск летит большая комета и вотвот уже сотрет одинокий, никому не нужный город с лица земли. «Есть только один способ, — объявил звездочет Заушайский, — взять этот магнит, выплавленный из метеоритной руды, и скакать прочь из города». Тогда учитель побледнел, отпрянул, при этом наткнулся рукой на клавиши рояля. Брякнул минорный аккорд, и он понял, что от судьбы не уйдешь. Провожать Бакчарова вышел на Новособорную площадь весь город. Мужчины вздыхали, а барышни плакали и махали ему платками. Наконец Бакчаров принял из рук профессора тяжеленный блин магнита и оседлал коня. Вдруг из толпы пробилась к нему заплаканная девушка. Это была Елисавета Яковлевна. Она с отчаянным воплем бросилась к нему и хотела чтото сказать. Но он только ласково похлопал ее по влажной от слез щеке, взглянул на рдеющие от адской кометы небеса и пришпорил горячего скакуна.
Мчался он в дремучей тайге, словно ветер. По сторонам от него мелькали стволы, а комета следовала за ним по пятам, до тех пор, пока яростный свист и жар от нее стали невыносимы. Тогда учитель размотал сверток, достал магнит и бросил его в болото, а сам поскакал в надежде укрыться за холмом на опушке леса. Позади него раздался страшный удар, деревья выпрыгнули с корнями из земли, и почва исчезла изпод копыт. Учитель слетел с коня, и его вихрем понесло по терзаемому чудовищным взрывом лесу.
Очнувшись от сновидения, Бакчаров взволнованно приподнялся на локтях и осоловело осмотрелся. Он был в уютной избушке, на своей пуховой горе. Сквозь двойные мутные стекла маленького окна в комнату падал луч восходящего солнца, и в нем бесполезно коптила ночная лампа.
Еще в подворотнях в тени заборов чернобелой корочкой таился лед, а солнце уже золотило веселые ручейки и глянец липкой новорожденной листвы. Нигде, ни в какой другой земле не бывает такой чудесной, ясной весны, как в Сибири. Она подобна светлой освободительной Пасхе. И почувствовать ее может только тот, кто сполна пережил лютый сибирской пост — почти полярную зиму, продолжавшуюся целых полгода.
Теперь учитель целый день с раннего утра мог проводить в весеннем лесу, где тени ветвей струились под ногами, где лес кланялся, скрипел и словно переговаривался с порывистым гуляющим по нему ветром. Пахло весной и сиренью. Дымка полосами стелилась над вспаханными полями на бесконечной равнине за широкой рекой. Покачивались и вились вихрями на ветру стайки белых весенних мотыльков над травами.
На Красную Горку учитель ездил свататься к Елисавете Яковлевне. Дело пришлось иметь со старухой, но на этот раз Дмитрий Борисович неплохо подготовился к этой встрече и смог ее одолеть.
Принюхиваясь к весне, учитель не спеша гулял по знакомому лесу, и тихое ощущение счастья струилось в его душе. Сидя под могучим кедром, он чиркал огрызком карандаша в блокноте и слушал, как величественно шепчутся с ветром доисторические деревья и как шумит хрустальными бубенцами о каменистое дно веселая язычница речка.
Теперь даже казавшееся мертвым дерево, возле которого учитель стрелялся по осени, ожило, расцвело и густо покрылось маленькими цветами. Всюду порхали бабочки, и кузнечики дружно скакали, когда учитель шел по траве. И в душе его теперь тоже воцарилась весна. И он знал, что когданибудь вновь придет осень, и листья вихрем понесутся над старым городом, облепляя скамейки и мокрые крыши домов. Что он снова задумчиво будет ходить за гимназистской кафедрой у исписанной мелом доски. А потом наступит зима, и вечерами он будет читать книги, съежившись у теплой трескучей печи. И никогда, никогда больше не вернется и не заиграет на своей чародейской свирели злой колдун, называвший себя Человеком.
…И Дмитрий Борисович, конечно, был прав. Потому что только спустя сорок два года, когда он уже ляжет в сибирскую землю, влюбленный почтальон Адам Шмерк, мерно крутя педали, подъезжал к мосту через реку Сан, недалеко от того самого места, где когдато пытался застрелиться один русский учитель. Стальной мост по конструкции больше напоминал железнодорожный. Въехав в ребристую его тень под балками, почтальон покатил в гору и неуклюже завилял от напряжения. Мечась из стороны в сторону, велосипед его как бы отражал беспомощную нервозность своего седока.
А впереди по пешеходной части моста шел гражданин в макинтоше и широкополой шляпе. Когда Шмерк, виляя, обогнал пешехода, тот окликнул его:
— Постойте!
Шмерк, недоумевая, с чего бы это незнакомец, да еще и явный чужак, окликал его, остановился, спешился и хмуро обернулся. Высокий, смуглый пожилой человек в это время сошел с пешеходной части моста и нагнулся зачемто на проезжую часть.
— Вот! — весело объявил он, махая конвертом. — Вы обронили письмо.
Шмерк так же хмуро проверил сумку и обнаружил, что забыл ее застегнуть.
На пожелтевшем конверте было написано «Польша, город Леско, аллея Любви, 3. Беате Красицкой».
«Ах ты Господи, — защемило чтото у почтальона в груди, когда он принял конверт, — это же письмо ее бабке! И не какоенибудь выпало, а именно это», — посетовал он, тяжело вздохнул и поблагодарил прохожего, приподняв за козырек угловатую польскую фуражку.
Еще пыхтя после подъема, Шмерк провел платком по взмокшему лбу, вернул на место головной убор и покатил вниз по мосту, а там дальше вырулил на дорогу, широкой дугой сворачивавшую в небольшой европейский город с романским костелом и приземистым замком Кмитув. Он съехал на ухабистую тропу под буками и устремился к особняку Кисельских.
А незнакомец, поднявший письмо, пройдя мост, тут же сошел с дороги, спустился крутой тропкой на берег реки и пробрался под бурые стальные балки моста. Там в густой тени и зарослях ивняка он снял шляпу, пригнулся, осмотрелся по сторонам и словно по волшебству исчез.
И больше того человека в городе Леско никто никогда не видел. Разве что вечером того же дня одна маленькая речная нимфа весело плеснулась под мостом, поймав хитрый, невидимый для смертных взгляд фавна, колдовавшего у реки.
Автор приносит особую благодарность своим друзьям, оказавшим неоценимую поддержку в создании этой книги. В том числе:
— Петру Румянцеву за исторические консультации (прежде всего по истории нашего любимого Томска);