Грег Иган - Город Перестановок

Опять же, можно попытаться в кои-то веки «вынести остаток дня» и не давая себе послаблений. «Автоверсум» – пустая трата денег и времени, хобби, которое она могла оправдывать перед собой, пока дела шли хорошо, но сейчас такую поблажку едва ли можно себе позволить.

Колебания разрешились как обычно. Она подключилась к своему аккаунту в Соединённой Суперкомпьютерной Сети, заплатив за услугу пятьдесят долларов, и теперь требовалось как-то оправдать эту трату. Мария натянула на руки силовые перчатки и ткнула в иконку на плоском экране терминала, изображавшую каркас куба, – перед экраном сразу ожило трёхмерное рабочее пространство с границами, очерченными бледной голографической решёткой. Секунду казалось, что рука окунулась в невидимую воронку: магнитные поля хватали и крутили перчатку – это возникавшие при включении скачки напряжения дёргали вразброс соленоиды на фалангах. Наконец электроника пришла в равновесие, и в центре рабочего пространства вспыхнула надпись: «Можете надеть перчатки».

Мария ткнула ещё одну иконку – звёздчатую вспышку с надписью «FIAT». Единственным зримым результатом стало появление небольшой полоски меню внизу на переднем плане, но для группы программ, которую она только что разбудила, куб чистого воздуха перед терминалом стал маленькой незаполненной вселенной.

Мария вызвала из небытия единственную молекулу нутрозы, изображённую в виде модели из шариков и палочек, и мановением указательного пальца придала ей медленное вращение. Вершины неправильного шестиугольного «кольца» поочерёдно выступали вверх и вниз от срединной плоскости молекулы; в одной из вершин находился двухвалентный синий атом, связанный только с соседями по кольцу, в остальных вершинах – четырёхвалентные зелёные шарики, у которых оставалось по две связи для других элементов структуры. С каждым из зелёных соединялся маленький одновалентный красный, сверху – для приподнятых вершин шестигранника, снизу – для опущенных. Кроме того, у четырёх зелёных имелись короткие горизонтальные ответвления, состоящие из одного синего шарика и одного красного, направленные вбок от кольца, а пятый зелёный поддерживал небольшую группу атомов: зелёный с двумя красными и одной парой красный – синий.

Программа визуализации придала молекуле предметную достоверность, приняв во внимание сторонние источники света; Мария смотрела, как она вращается над клавиатурой, и восхищалась лёгкой асимметрией форм. «Химик из реального мира, – размышляла она, – бросил бы один взгляд и заявил: „Глюкоза. Зелёный – углерод, синий – кислород, красный – водород… Разве не так?“» Нет. Химик присмотрится повнимательнее, наденет перчатки и как следует прощупает самозванца; вынет из набора инструментов транспортир и измерит несколько углов; вызовет таблицы, где указаны значения энергии связи и типы молекулярных колебаний; вероятно, даже пожелает взглянуть на спектры ядерного магнитного резонанса (недоступные здесь – или, если выразиться менее скромно, неприменимые). И, когда на него наконец снизойдёт понимание творящегося святотатства, выдернет руки из адского механизма и бросится вон из комнаты с криком: «Нет Периодической таблицы, кроме таблицы Менделеева! Нет Периодической таблицы, кроме таблицы Менделеева!»

«Автоверсум» представлял собой игрушечную вселенную, компьютерную модель, подчинявшуюся собственным упрощённым «законам физики», с которыми куда проще было иметь дело математически, чем с уравнениями квантовой механики реального мира. В этой стилизованной вселенной могли существовать атомы, но в них имелись тонкие отличия от настоящих; в целом «Автоверсум» был не более достоверной симуляцией действительности, чем шахматы – симуляцией средневековых боевых действий. Многим химикам, однако, программа казалась более коварной, чем шахматы. Поддельная химия, которую она творила, была чересчур богатой, чересчур сложной, чересчур соблазнительной.

Мария вновь протянула руку к молекуле, остановила её вращение, ловко отщипнула от одного из зелёных шариков одинокий красный и пару синий – красный, затем прикрепила заново, поменяв местами, так что «веточка» теперь смотрела вверх. Силовые и осязательные эффекты обратной связи в перчатке, лазерное изображение молекулы и негромкое чпоканье, как бы пластиком по пластику, с которым атомы вставали на место, – всё это вместе взятое создавало убедительное впечатление, будто она манипулирует настоящим объектом из твёрдых стержней и сфер.

С такой виртуальной моделью было удобно работать, однако её смирное поведение в руках экспериментатора не имело ничего общего с физикой «Автоверсума», пока приостановленной. Только когда Мария отпустила молекулу, та смогла показать истинную динамику, отчаянно замигав, – это вызванное модификацией напряжение распределялось от атома к атому, пока вся геометрия не пришла к новому равновесному состоянию.

Мария смотрела на эту замедленную реакцию со знакомым разладом чувств: она никак не могла заставить себя полностью принять правила пользования, сколь бы удобными те ни были. Она подумывала о том, чтобы попытаться изобрести более правдоподобный способ взаимодействия, позволявший ощутить, каково «по-настоящему» держать в руках молекулу «Автоверсума», разрывать и восстанавливать в ней связи, вместо того чтобы превращать её в пластмассовую игрушку касанием перчатки. Загвоздка была в том, что, если молекула подчиняется только физике «Автоверсума» – внутренней логике компьютерной модели, – как вообще можно, находясь вне этой модели, с нею взаимодействовать? Соорудить в «Автоверсуме» маленькие суррогатные руки и использовать их как манипуляторы? А соорудить из чего? Не существовало достаточно маленьких молекул, чтобы выстроить нечто структурированное такого масштаба; самые крошечные жёсткие полимеры, которые можно было бы использовать в качестве «пальцев», оказались бы толщиной в половину всего нутрозного кольца. И в любом случае, хотя молекула-мишень могла бы свободно взаимодействовать с этими суррогатными руками в полном согласии с физикой «Автоверсума», зато в том, что сами руки волшебным образом повторяют движения перчаток оператора, никакого правдоподобия быть уже не могло. Мария не видела радости в том, чтобы просто сдвинуть точку, в которой нарушаются правила, – а где-то правила всё равно должны нарушаться. Манипулировать содержимым «Автоверсума» означало нарушать его же законы. Это было очевидно… и всё равно огорчало.

Она сохранила модифицированный сахар, оптимистически окрестив его «мутозой». Затем изменила масштаб в миллион раз и запустила двадцать одну крошечную культуру Autobacterium lamberti в растворах, где содержание углевода менялось от чистой нутрозы к соотношению пятьдесят на пятьдесят и далее до ста процентов мутозы.