Дин Кунц - Затаив дыхание

Перед глазами Камми все расплылось. Она не знала, по какой причине они наполнились слезами. Промокнула слезы рукавом рубашки и моргала, моргала, пока мир вновь не обрел четкие очертания.

Лунь появился с востока и летел навстречу осеннему свету заходящего солнца на высоте десяти футов над полем, с которого убрали урожай, удлиненная тень птицы скользила по земле. Внезапно хищник камнем упал вниз и что-то схватил, по-прежнему оставаясь в воздухе. А потом начал подниматься к солнцу, пролетел над Генри Ровроем, который направлялся от амбара к дому.

Генри поднял голову и заметил мышь, пытающуюся вырваться из когтей. Зрелище это привело его в восторг, подтвердило убежденность в том, что он ничем не отличается от этого крылатого хищника, имеющего полное право решать, где и кого убивать.

За годы службы обществу Генри начал осознавать, что он — зверь, жестокость которого сдерживают те немногие средства подавления, которые предоставили в его распоряжение воспитание и образование. Не так уж и давно он решил более не сдерживать себя и показать свое истинное лицо. Стать монстром. Пока еще он не смог полностью реализовать себя в новой ипостаси, но дело к этому шло.

Нору он нашел на кухне. Она стояла у раковины и чистила картофель.

Со временем Генри намеревался найти себе женщину, но не для того, чтобы она готовила ему еду. Физически Нора возбуждала его, и у него мелькнула мысль силой взять то, что с готовностью давали его брату.

Она не догадывалась о его присутствии, пока он не спросил: «В доме есть подвал?»

— Ох! Генри. Да, хороший, большой подвал. Картофель там хранится большую часть зимы.

Она тоже могла бы там храниться, но он отказался от этой мысли. Когда придет время обзавестись женщиной, он выберет более молодую, которую легче напугать, а не эту, крепкую, уверенную в себе и полную сил.

— Где Джим? — спросила она.

— В амбаре. Прислал меня за тобой. Он думает, с одной из лошадей что-то не так.

— Что? Что не так?

Генри пожал плечами:

— Я в лошадях ничего не понимаю.

— С какой… моей Красоткой или Самсоном?

— С той, что во втором стойле.

— Там Самсон. Джим любит эту лошадь.

— Я не думаю, что дело серьезное. Но что-то не так.

Сполоснув руки и быстро вытерев их посудным полотенцем, Нора поспешила из кухни.

Генри последовал за ней.

— Так ты никогда не ездил на лошадях? — спросила она, спускаясь со ступенек крыльца.

— Езжу только на том, что имеет колеса, — ответил он.

— Нет ничего лучше, чем оседлать коня и скакать по лугу в ясное утро. Мир вокруг тебя красив, как никогда.

— Судя по твоим словам, попробовать стоит. Пожалуй, научусь.

— Лучшего инструктора, чем Джим, тебе не найти.

— Удачливый фермер, поэт, умелый наездник. За Джимом не так-то легко поспеть, даже если ты его однояйцовый близнец.

Он говорил лишь для того, чтобы не дать угаснуть разговору, чтобы отвлекать Нору. Слова ни в чем не выдавали его намерения, но что-то в интонациях, возможно, показалось ей подозрительным.

Не дойдя с полдесятка шагов до двери в амбар, Нора остановилась, повернулась, всмотрелась в Генри. И то, что она услышала в голосе, нашло подтверждение в выражении его лица, потому что глаза Норы широко раскрылись: она поняла, с кем имеет дело.

Все наши пять чувств служат шестому, и это шестое — интуитивное осознание опасности, грозящей телу или душе.

Он понял, что ей все известно, и она это подтвердила, отступив от него на шаг, потом на другой.

Когда Генри достал пистолет из-под пиджака, Нора повернулась в попытке убежать. Он выстрелил ей в спину и еще раз, когда она упала на землю лицом вниз.

Убрав пистолет в кобуру, Генри перевернул Нору на спину, схватил за запястья, волоком затащил в сарай и положил рядом с мужем.

Первый выстрел убил ее мгновенно. Крови из ран вытекло совсем ничего.

Лежала Нора с открытыми глазами. Генри долго смотрел в них, в пустые глаза, совсем недавно светившиеся жизнью, которую он у нее отнял.

До этого дня он никого не убивал, и его порадовало, что он может это сделать. Порадовало и другое: он не испытывал ни чувства вины, ни тревоги.

Как некогда у Гамлета, не было у него ни духовной морали, ни ощущения священного порядка. Но, в отличие от Гамлета, отчаяния у него это не вызывало.

В Гарварде Генри защитил диплом по политологии. Вторым основным предметом была литература.

Принц Гамлет играл заметную роль в обеих дисциплинах. Литература видела в нем фигуру трагическую. Ему приходилось силой насаждать законы священного порядка, в которые он сам больше не верил. В определенных кругах политологов он служил примером того, что в определенных ситуациях насилие и анархия предпочтительнее нерешительности.

Генри не знал ни отчаяния, ни нерешительности. Он был человеком своего времени и, как ему нравилось думать, всех времен.

Потом он намеревался воспользоваться канавокопателем, чтобы вырыть общую могилу этой паре. В «Лендровере» лежал пятидесятифунтовый мешок с известью, которую он собирался высыпать на тела, чтобы ускорить разложение и замаскировать запах. Опять же, известь уменьшала шансы на то, что какой-нибудь пожиратель падали разроет могилу.

Оставив трупы в амбаре, Генри прошел к «Роверу», открыл заднюю дверцу и достал два маленьких чемодана. В каждом лежало по миллиону долларов, сотенными и двадцатками. Чемоданы он отнес в дом.

По пути из Чикаго на конференцию в Денвер доктор Ламар Вулси завернул в Лас-Вегас.

Белое солнце сияло на бледном небе. Вечер только приближался, и жара окутывала высотные отели, улицы и огромные автомобильные стоянки. Окружающая пустыня запасла достаточно энергии, чтобы всю ночь согревать город.

В такси по дороге из аэропорта Ламар наблюдал, как восходящие потоки воздуха искажали далекие здания, заставляя их мерцать, словно миражи. Вблизи окна и стеклянные стены, подставленные солнечным лучам, казалось, вспучивались, эта иллюзия вызывалась движением такси, изменением положения автомобиля относительно зданий.

Иллюзия и реальность. Первая зачаровывала большинство людей нашего времени; вторая давно уже вышла из моды. Этот город-казино являл собой наглядное доказательство того, что фантазии человечество ставило выше правды.

В номере отеля Ламар переоделся в белые теннисные туфли, белые слаксы, синюю гавайскую рубашку и белый пиджак.

В денежном поясе под рубашкой лежали десять тысяч долларов сотенными. Еще две тысячи он рассовал по карманам.