Сергей Лукьяненко - Восьмой цвет радуги

— Принимай.

Денис уже начал понимать, в чем дело. Он закрыл глаза, искренне пытаясь почувствовать что-нибудь. Но кроме желания поспать, лечь в постель, опустив голову на подушку, ничего не ощутил. Наверное, сейчас позднее, чем он думал. Надо возвращаться к турбокондеру…

— Я загадывала торт. И передала три слова: вкусное, мягкое, круглое, — объявила Инга.

— Я понял, — довольным голосом подхватил Полак. — И передал свои два: мягкое и круглое.

— У меня сегодня шоколадный торт, — убитым голосом сказал Родэк. — Он квадратный и твердый…

— Засохший, — вздохнула Инга.

— Свежий! Просто… Это так задумано… Так что я решил, что мягкое и круглое — это надувной спасательный круг. А Дени я передал одно слово мягкое.

— И я решил, что речь идет о подушке! — Денис невольно рассмеялся. Вот так вариант игры в испорченный телефон!

— Раз речь зашла о торте, то давайте его… — начал Родэк. А Дениса вдруг обожгла неожиданная мысль. Первым из землян он прикоснулся к магии Крепости, стал, хоть и пассивным, но участником…

Дверь комнаты открылась. Заслоняя почти весь дверной проем, на пороге стоял рослый широкоплечий мужчина в темно-багровом костюме — форме Стражи Крепости. Родэк вздрогнул и поднялся навстречу.

— Не вставай. Я не собираюсь вам мешать, — мужчина говорил отрывисто, не отрывая глаз от Родэка. — Я хочу еще раз поздравить тебя…

Родэк скованно улыбнулся.

— Проходи, отец. Во-первых, мы тебя не отпустим без торта…

— Во-вторых, без подарка, — вставила Инга, и смешалась. Отец Родэка явно не был расположен к шуткам.

— Подарок тебе я уже сделал. Даже два подарка. И оба раза подарил тебе жизнь.

Дверь мягко закрылась. Но в этой мягкости Денис вдруг почувствовал спокойную, уверенную в себе силу. Посмотрел на Родэка — тот продолжал стоять.

— Что, поругались? — невозмутимо спросил Полак. — Бывает… Вот я вчера…

— Он так странно на тебя смотрел, — произнесла вдруг Инга, глядя на Родэка. — Словно никого больше и не видел в комнате…

Шон сидел в пилотском кресле и ныл. Это не было обычным заурядным брюзжанием. Это было красочное, яркое нытье, в котором описывалась вся жизнь Шона, неудачная с самого рождения, его родители, которые больше любили сестру Шона, его учителя, придиравшиеся к нему без всякой причины, его начальники, поручающие лучшему пилоту Компании самую скучную работу. Потом общая часть кончилась, и Шон стал жаловаться на «ТК-4» — неуклюжую и ненадежную машину, на дурацкую Крепость, в которой так трудно приземляться, на ее глупых обитателей… Смутно угадывалось, что наиболее глупой Шон считал прекрасную половину Крепости, с дикарскими, а точнее, пуританскими, представлениями о сексе…

Растянувшись на откидной койке, Хосе вполуха слушал болтовню Шона. Странно, но первый пилот турбокондера, при всей его занудливости и нередком цинизме, не вызывал у него неприязни. Может быть, оттого, что был действительно хорошим пилотом, куда лучше, чем Шон, например…

— Хосе, а на равнины тебе летать доводилось? — спросил вдруг Шон. Жаловаться на судьбу ему, наконец, надоело.

— На равнины? Там же кочевники… — Хосе удивленно посмотрел на Шона. Тот, словно почувствовав его взгляд, повернулся, уставился на него поверх высокой, подогнанной под его рост спинки кресла.

— А ты летал на равнины?

Шон неопределенно пожал плечами. Подумал секунду и буркнул:

— Да. Давно, еще до этой свары между кочевниками и Крепостью… Черт, видел бы ты, какие у них девчонки! И ни-ка-ких предрассудков!

Дверь пилотского отсека открылась, и вошел Энди. Оглядел узкую длинную кабину, спросил:

— Где остальные?

— Спят, — коротко бросил Шон. Хосе понял, что первый пилот недоволен появлением его командира группы, и снова ощутил к Шону невольную симпатию.

— Денис не у вас?

— Это кто, молодой штурман с твоей машины? Что ему у нас делать…

— Где он бродит, мальчишка… — Энди взглянул на Хосе, и тот невольно напрягся. Но его мучитель явно не собирался острить. Он принуждено усмехнулся — улыбка тенью скользнула по жесткому, но обычно ухмыляющемуся лицу, и произнес:

— Что-то не то, нутром чую. Тишина такая, что давит… Честное слово, будь все экипажи на месте, не стал бы дожидаться утра, полетели бы сейчас.

Денис допил чай и поднялся из-за стола. Смутное, неясное беспокойство нарастало в груди.

— Ребята, мне пора уходить…

Подсознательно он ожидал, что его попытаются задержать. Но Родэк только пожал плечами.

— Как хочешь. Мог бы переночевать у меня, ведь уже поздно… Спасибо, что разделил мой праздник.

— А вообще, ты такой же, как мы, — сказала Инга. Хотела еще что-то добавить и вдруг замерла, глядя как-то внутрь себя.

— Что, сестренка? — Полак мгновенно оказался рядом с ней. Инга прижала руки к голове и медленно массировала виски.

— Это Рик… Там, на западной стене, что-то странное. Такого еще не было. Рику страшно…

— Рику? — с сомнением переспросил Родэк и шагнул к стене, где висели, перекрещиваясь, два коротких широких меча.

— Я не взял оружия, — с сожалением произнес Полак. — Одолжишь меч?

— Сломаешь — голову оторву, — Родэк посмотрел на Дениса и досадливо махнул рукой. — Семь цветов, ты же не найдешь дорогу отсюда к Каменной Плеши…

— А можно… с вами?

Все трое обитателей Крепости переглянулись. Инга осторожно произнесла:

— Вы же не воюете с кочевниками…

— Воевать я не собираюсь.

Поколебавшись секунду, Родэк сбросил с плеч плащ, протянул Денису.

— Надень.

Дэктор открыл дверь не сразу. Он слышал, как уходили из дома приятели сына, и решил, что это вернулся кто-то из них. Но стук в дверь не прекращался. Может быть, Родэк провожал друзей, и дверь случайно закрылась? Дэктор поднялся с постели. Идти вниз не хотелось. Он сосредоточился и услышал грохот выползающего из пазов засова. На лбу выступили бисеринки пота. Такие напряжения не для его возраста, да и не для его цвета… А по лестнице стучали торопливые шаги. Вот они миновали комнату сына и направились к спальне… Дэктор взял лежащий у изголовья меч — шаги были чужими, Родэк ступал иначе…

Дверь отворилась. В слабом свете из окна начальник Стражи узнал лейтенанта Арта.

— Дэктор… — спокойно и громко позвал тот.

Закипая от ярости, Дэктор протянул руку к лампе. Тоненькая струйка люминофора брызнула на платиновую чашечку, и комнату залил слепящий белый свет.

— Как ты меня назвал? — выходя на середину комнаты, поинтересовался Дэктор. Лейтенант молча протянул ему разорванный бумажный пакет.