Йен Уотсон - Книга Реки

В Порте Первый Приют я уволилась с судна и, имея хорошие рекомендации от хозяйки судна Кэрил, нанялась на трехмачтовую шхуну «Быстрая улитка», неуклюжее, тяжелое судно, которое курсировало между Аладалией и Молнией; на нем я пробыла все лето и осень, пока не получила удостоверение члена гильдии. Потом, когда с севера задули пронизывающие ветры, я распрощалась с «Быстрой улиткой» и сказала «привет» каравелле «Абракадабра» и местным рейсам в районе Аладалии, что помогло мне укрыться от суровой зимы. Вы только не подумайте, что я боялась простудиться! Я же была родом из Пекавара, где из-за близости пустынь воздух очень сух, а зима сводится к заморозкам на почве по утрам. Просто мне по-прежнему как-то не хотелось плыть дальше на юг, в сторону Веррино.

Поэтому на какое-то время моим домом стали артистическая Аладалия с ее ткачами, ювелирами и горшечниками, а также собственным оркестром, и сама «Абракадабра». Я даже завязала что-то вроде тесных отношений (мимолетных, но теплых: мне очень хотелось тепла) с одним Тэмом. И поскольку он оставил о себе очень приятные воспоминания, я расскажу об этом меньше, чем о своем первом опыте, с Хассо. Думаете, на тот случай, что я и здесь наделала ошибок? Нет. Наши разговоры были совершенно невинными и ни разу не коснулись запретной темы — что происходит и чего не происходит на реке.

Но пришла весна, а с ней письмо от матери и заботливая записка от отца. Поэтому, сменив каравеллу на бриг «Голубое солнце», я отправилась в Сарджой, а оттуда в Веррино. И как вы думаете, кто ждал меня на причале, когда бриг подошел к берегу? Не кто иной, как Капси.

Я изо всех сил махала ему руками и, как только закончила все дела на судне, бросилась к нему и крепко обняла.

— Как ты узнал?

Он радостно засмеялся:

— Я знал, что когда-нибудь тебе придется пройти здесь. В конце концов, у нас же не две реки! Я просто дал немного денег хозяйке причала, чтобы она держала меня в курсе записей в Судовом регистре гильдии.

— Тогда тебе повезло. Я села на «Голубое солнце» только в Аладалии.

— Скажешь тоже, повезло! Некрасиво говорить так о своей гильдии, сестричка. Ой, извини, Йалин. Но ты, конечно, хотела сказать, что я очень сообразительный?

Перед вами сюда пришло судно с последним списком команды из Аладалии. А до «Голубого солнца» была «Абракадабра»; а до этого…

— А ты действительно сообразительный. Ты явно все про меня знаешь. (Допустим, не все, — добавила я про себя. — Когда мы виделись последний раз, я была девочкой. Теперь я стала женщиной, и не просто женщиной, а женщиной реки!)

Держась за руки, мы побрели по крутой улочке, вымощенной булыжником, к ближайшему винному кабачку, чтобы отметить нашу встречу.

— Ну как ты? — спросила я его, когда мы уселись на скамейку под знакомыми гирляндами клематиса.

— О, я сидеть на Шпиле, и я смотреть, — шутливо сказал он.

— Видел что-нибудь интересное? Его голос стал тише:

— Примерно в двух лигах от берега там есть маленький городок. Совсем маленький, но мы постоянно смотрим на него в Большой Глаз. Это наш новейший телескоп, его линзы — вершина искусства. Ты должна подняться к нам и посмотреть, как я работаю.

— Зачем?

— Тебе будет интересно — такое любому было бы интересно.

— Это мне-то? Я видела Аладалию, и Порт Первый Приют, и Умдалу. Зачем мне смотреть на какой-то маленький безымянный городок? Держу пари, я все равно ничего не увижу — он ведь так далеко.

— Его видно совсем не так плохо, как ты думаешь. Мы же очень высоко.

— Ну и что ты видишь?

— Людей.

— Вот удивил. Я думала, драконов.

— Совсем маленьких человечков.

— Что, гномов?

— Оставь свой сарказм, сестричка. Для меня это очень важно.

— Важнее нашей встречи спустя целый год?

С явным усилием отбросив серьезность, он рассмеялся:

— Нет, конечно. Давай утопим этот год, а? — И он осушил свой стакан. — Я тут знаю одно замечательное заведение. Потом. Когда нам захочется перекусить. Как ты смотришь на сладкий рис с приправой и кебаб?

И он тихонько стукнул меня по плечу. Каким-то образом именно это место болело у меня уже очень давно.

Я уволилась с «Голубого солнца» и поселилась на некоторое время в маленькой комнатке под самой крышей, прежде всего написав матери и отцу, что скоро приеду, и оставив письмо у хозяйки причала, чтобы она отправила его с первым судном, которое пойдет вверх по течению.

Капси был искренне счастлив, что видит меня, я чувствовала, как сильно он меня любит; все эти эмоции слегка сбили меня с толку, иначе я бы ни за что не согласилась на его предложение. Ведь в то время мне казалось, что я поступаю очень правильно и смело; и даже защищаю честь своего пола.

Через пару дней я смягчилась и спросила:

— А что там поделывают эти твои маленькие человечки?

— Маленькие, потому что находятся на расстоянии предельной возможности Большого Глаза.

— Ну, это-то я понимаю. Он нахмурился.

— Но в ясный день, когда нет ветра, даже можно отличить мужчин от женщин. Все женщины у них в черном.

— Откуда ты знаешь, что это женщины?

— Дети. Иногда они берут с собой в поле детей.

— Это могут быть и мужчины.

— А мужчины могут кормить детей грудью? Это разглядел наш самый зоркий наблюдатель… — Он запнулся перед тем, как назвать имя: — Хассо.

— Ага, — сказала я; к этому я была почти готова.

— Он шлет тебе свои искренние извинения, Йалин. Я залилась краской; неужели мой брат все знает о той ночи? Рассердившись, я была готова уйти; однако вместо этого пожала плечами и сказала:

— Мне кажется, вы тут строите выводы на половых извращениях какого-то мужчины, который, к тому же, находится за много лиг от вас!

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Может быть, да, а может, и нет. Люди на том берегу никогда не подходят к реке. Самое большее, что они спускают на воду, — это доску. Они никогда не ловят рыбу. Возле воды нет даже никакой лачуги, сколько мы ни высматривали. Почему?.

— Потому что… только женщины могут плавать по реке…

— Ни одна их женщина не подходит к реке ближе чем на лигу. Я уже говорил, это маленький городок — а где же большие города, если такие есть? Наверное, есть. Они внутри страны; так далеко, как только позволяет обитаемая зона.

— А если предположить, что здесь начинаются пустыни? Так же, как у нас.

— Вряд ли.

— Значит, они не любят реку; это было ясно с самого начала. Что еще?

— Еще, Йалин, они сжигают женщин.

— …Что?

— Около шести месяцев назад, когда Большой Глаз вступил в строй…

— Только суда вступают в строй, дорогой братец.