Татьяна Апраксина - Цена Рассвета

— Глуп стремящийся оправдать себя, ибо все, что случается, случается по воле Мана, славен он.

Тень улыбки скользнула по губам белесого, наставник обрадованно покивал, сложил руки на округлом брюшке. Старший впился в глаза Бранвена, тот не отвел взгляда — нельзя показать страх или смущение; только достоинство и предельное доверие жрецам должно быть написано на лице. Необходимо принять свою судьбу по-мужски, глядя ей в глаза.

— Я же говорил, — сказал наставник. — Он хороший мальчик, лучший в своей группе.

Бран едва удержался от кивка — знал, что нельзя, что нужно стоять с бесстрастным лицом, молча выслушивая и порицания, и похвалы, но все же лестно было слышать подобное. Именно ради таких слов он все три года в кадетской школе лез из кожи вон. Чтоб назвали лучшим, чтоб дали хорошую рекомендацию в Академию — поможет сдать экзамены, поступить в заведение, вообще-то предназначенное для отпрысков богатых семей, а не для таких, как он, сыновей домашней прислуги. И вот — в последний месяц! — такая подстава…

Все обошлось, хоть и назначили ежевечерние посещения храма, нудную и обременительную епитимью. Внутри себя Бран кипел от возмущения. Два часа каждый день вылетают в канализацию: медитируй перед алтарем, то есть сиди, уставившись на Неугасимое Пламя, а потом повторяй вслух молитвы… Лучше нет занятия для кадета, который готовится к сложным экзаменам! О том, что могли вообще отдать под суд, обвинив в преступной неосторожности, парень уже забыл. Все сделал правильно — победил. Победил — можно забыть…

Он валялся на койке с планшетом в руках, наслаждаясь тишиной и покоем. Девятый, праздничный день декады. Соседи по комнате пошли гулять: после сдачи последних выпускных экзаменов это разрешалось. Бывшие кадеты, а теперь — молодые нито рикуси отправились веселиться в городе, спуская отложенное за пару месяцев жалованье на конфеты и аттракционы. Самые бравые загодя планировали походы к грешным девицам. Бран представил себе, какая из девок согласится взять за услуги три-четыре рияла, заранее испугался и предпочел провести время в обнимку с учебником. Изучение принципов функционирования двигателей Шипова казалось куда завлекательнее объятий самых дешевых девок в округе.

Задачки по элементарной физике решались быстро и правильно, материал усваивался с первого прочтения, все было прекрасно. Академия КФ Сил Самообороны Синрин уже могла начинать готовиться к прибытию курсанта Бранвена Белла. Впрочем, почему академия? Пусть военный совет тоже дрожит и трепещет: рано или поздно он будет кайсё. Скорее уж рано, чем поздно. Если эти старые бездельники четыреста лет не могут выиграть войну, то, значит, нечего им делать на своих постах…

Школа располагалась на окраине города, довольно глубоко, а потому здесь всегда было тихо. Толстые каменные стены глушили любые звуки, к тому же почти все поверхности были затянуты пенотканными покрытиями. Бран лениво попинал темно-красный коврик, висевший на стене у койки. За три года покрытие слегка залоснилось, у изголовья было поцарапано — он любил, лежа, чертить ногтем на пене чертежи и графики.

Скоро, очень скоро придется проститься с кадетской школой. Академия КФ находится в предместье столицы, почти рядом с домом, в котором вырос Бранвен. Перед экзаменами придется заехать к родителям — не столько ради них самих, сколько ради рекомендательного письма от хозяев. Салман-бея, конечно, опять дома не будет, но письмо может написать и Елена-ханум, она давно пообещала это матери. Лишь бы не забыла про обещание! С такой рекомендацией шансы на поступление возрастают. Пока что Бран оценивал их, как девять из десяти. Должны же быть — сто процентов и еще один про запас. Случай пусть идет поработать на фабрике по переработке вторсырья…

К полуночи утреннее происшествие на лестнице было забыто. Парень уткнулся в учебник, разбираясь со сложными формулами теории физического вакуума. Пока что дальше предисловия дело не шло.

«Правая часть уравнений гравитационного поля Эйнштейна и уравнений общерелятивистской электродинамики могут быть успешно геометризированы, если использовать не геометрию Римана, а геометрию абсолютного параллелизма…»

Бранвен с недоверием посмотрел на абзац. Вздохнул, прочитал его про себя, потом вслух. Знакомые каждое по отдельности слова не желали складываться в понятные фразы. В кадетской школе физику и математику преподавали, конечно, лучше, чем в городских бесплатных школах, но на том уровне, который не позволял надеяться на сдачу экзаменов в академию КФ. Бранвена это не устраивало, и он уже год, выучив необходимые основы, занимался самостоятельно. Рвение к учебе вызывало не только уважение преподавателей, но и материальные выгоды. За малую толику денег он занимался с однокурсниками, помогая им выучить программу школы.

Сверстники называли его одержимым. Посреди беседы о ближайшей увольнительной, когда приятели мечтали о посещении какого-нибудь кабака или тира, Бран мог ляпнуть «а вот когда я закончу академию…», после чего разговор затихал сам собой: парни чувствовали, что их мечты по сравнению с планами Брана — мелочь, чушь бабья. Особой любви это не приносило, но кадет Белл плевать хотел на любовь, если она не могла помочь добиться цели.

Денег на репетиторов у родителей, наемной прислуги, не было. Протекции у Брана не было тоже — надеяться на то, что семья Наби спустится с горних высей своего положения и обратит внимание на судьбу сына настройщика вентиляционных систем и кастелянши было, мягко говоря, наивно. В свои девять с половиной лет Бран наивным идеалистом не был. «Надеяться в жизни можно только на себя. Шанс выпадает лишь раз», — частенько приговаривал он.

Однокурсники выли, называя его занудой, фанатиком и упертым придурком. Бранвен плевать на них хотел — он знал, что один со всего курса наденет синюю с золотом парадную форму курсанта академии КФ. Те, кто над ним смеялся, даже не могли об этом мечтать. Умом не вышли, что называется.

С мечтой о поступлении кадет Бранвен Белл заснул — как засыпал каждую ночь последние три года.

Летом 886 года Арья Новак так и не попала домой.

Все три месяца, отведенные на отдых, она провела в «закрытом санатории», принадлежавшем службе научно-технической разведки. На самом деле это был мощный исследовательский центр, расположившийся на берегу моря в субтропической зоне. Со спутника-шпиона его можно было принять за обычную базу отдыха: добрых две трети лабораторий находились под землей, на поверхности располагались лишь самые безобидные сооружения — столовая, стадион, бассейн, парки.