"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 19 (1979 г.)

Стремясь не терять парусник из виду, он пошел, поскальзываясь на мокрой палубе, вдоль борта. Мрак постепенно заволакивал каравеллу, она становилась все меньше и меньше, молнии освещали только паруса, потом только самый большой из них…

Назар все ускорял шаги… Быстро выскочил на корму, чтобы бросить прощальный взгляд на парусник, и в этот момент палуба под ногами резко дернулась, ушла назад. Назар, невольно ускорив бег, чтобы не упасть, налетел на фальшборт, больно ударился о него грудью. На мгновение перехватило дыхание, и тут он в страхе понял, что силой инерции его перебросило через борт. Он косо летел вниз в бешено бурлящие волны и еще в воздухе увидел, что корабль резко набрал скорость и как бы поднялся выше.

В этот миг Назар ударился о воду, ушел в нее с головой, ощутил дикий холод и боль в ушибленной груди. Его крутило, сжимало, рвало на части, потом выбросило на поверхность. Он оказался в некоем подобии резиновой лодки, под головой была упругая подушечка - это включилась система жизнеобеспечения спасательного жилета. По спине разлилась приятная теплота: автоматически сработали нагревательные элементы. Будь здесь даже Ледовитый океан, они сумеют поддерживать нужную температуру, а запаса энергии хватит надолго.

И все же Назар ощущал смертельный ужас. Он раскачивался на волнах над бездной в несколько километров. Назар отчаянно кричал, барахтался, бил руками по воде, но едва доставал ее кончиками пальцев, потому что спасательный жилет раздулся, приподнял его над водой, защищая от волн.

Дважды ударился лицом о трубочку, что вылезла из жилета, пока не вспомнил, что там в отсеке разогревается какао и что с момента удара о воду включилась аварийная радиостанция жилета. Сейчас на корабле уже ревет сирена, на карте вспыхивают лампы, автоматически выходят на цель пеленгаторы.

Ветер и волны несли его в ночь, ледяной мрак. Вверху страшно грохотало, в лицо свирепо били брызги.

Вдруг впереди вырос темный скошенный силуэт судна, вверху угадывалась громада паруса. Мимо стремительно несся легкий корпус каравеллы… Той самой, из-за которой он и оказался в океане!

Назар не успел что-либо сообразить, крикнуть, как сверху прогремел гулкий голос. Ему ответил второй, резкий и властный. Кричали на незнакомом языке, Назар собирался закричать в ответ, но в этот момент его дернуло, потащило, он ощутил, что тело вдруг потяжелело, и вот уже болтается в воздухе, свет молний озаряет бешено мчащиеся под ним волны.

У борта его подхватили. Он ударился обо что-то твердое, тяжело перевалился и упал. Спасательный жилет с шумом выпускал воздух, перед глазами, едва не ободрав лицо, мелькнул мокрый пеньковый канат с крюком на конце, которым его подцепили за стальные дуги жилета и вытащили.

Назар попытался подняться на ноги, но палуба вдруг встала вертикально, сверху обрушилась гора ледяной воды, и его потащило по деревянному настилу палубы. Он тщетно пытался ухватиться за что-нибудь. В какой-то момент ноги ощутили опору, вода, что влекла Назара, с шумом устремилась дальше. Он извернулся, схватился за чугунную тумбу, к которой были принайтованы три толстых, туго натянутых каната, и посерел от ужаса. Назар был уже у противоположного борта, и рядом через прорубленные в нем отверстия обратно в море водопадом низвергалась вода.

Палубу под ним бросало то вверх, то вниз, и встать он не мог. Ледяной ветер не давал поднять головы, и все же Назар кое-как дотянулся до ближайшего каната и поднялся, уцепившись за него обеими руками.

Он находился у левого борта. Палуба ходила ходуном, голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Особенно было мучительно, когда корабль проваливался.

Волны гулко били в борта, оснастка трещала, под ногами гуляли потоки воды. Чуть посветлело; проглянула луна, заливая все мертвенным фосфорическим сиянием, да и глаза чуть привыкли к темноте, но рассмотреть что-либо было трудно: мелькали тени, люди бегали, сипло и тяжело дыша, таскали канаты и железные крюки, убирали часть парусов, а над головой страшно свистело в реях и недобро скрипели мачты.

Шагах в пяти впереди маячила коренастая фигура человека, который стоял за штурвалом. Огромный, широкоплечий, в старинной морской одежде, он с трудом справлялся со штурвалом, который сопротивлялся, норовя вырваться из рук.

Назар трясся от холода. Пробовал сдерживаться, но крупная дрожь сотрясала все тело. Дрожали руки, которые буквально приросли к канату, стучали зубы.

Канат отпустить не решался, чтобы не унесло волной за борт, и только тревожно смотрел на бегающих людей, которые, свободно лавируя в паутине туго натятутых канатов, карабкались по вантам, ползали по реям…

Команда работала, напрягая последние силы. Почти все были в лохмотьях, с бледными истощенными лицами.

Из тьмы, пронизанной ветром и брызгами, появились двое. Оба были в старинных потертых камзолах, на локтях зияли дыры. Широкие морские брюки обветшали до такой степени, что давно потеряли первоначальный цвет, а внизу истрепались до бахромы.

Остановились перед Назаром. Один из них сказал что-то резко и повелительно. Назар, глядя на него во все глаза, виновато пожал плечами: не понимаю…

Человек, который стоял перед ним, был очень стар, хотя и сохранил крепость мускулатуры. Над голым черепом торчал венчик неопрятных седых волос, лицо казалось худым, жестким, с резкими, словно вырубленными чертами, а глаза, голубые, как небо, и беспощадные, как блеск обнаженной сабли, горели неистовым, исступленным огнем.

Второй тоже сказал что-то, вероятно, повторил вопрос на другом языке. Этот человек был худым еще в большей мере. Лохмотья изношенной рубахи держались на веревочках, да и те были в узелках разного цвета и толщины. А из-под этих лохмотьев торчали, едва не прорывая тонкую бледную кожу, острые ключицы… На левом боку рубахи зияла дыра, сквозь нее виднелись ребра. Задав вопрос, он закашлялся, выплюнул сгусток крови и обессиленно схватился за канат.

– Не понимаю, - ответил Назар, ощущая, как бешено стучит сердце. - Не понимаю! Я русский, меня сбросило с корабля…

Старший, в котором Назар угадывал капитана, снова сказал что-то жестко и отчетливо, словно ударил железом о железо.

С реи спрыгнул матрос. Это был высокий и костлявый человек в истрепанном камзоле, натянутом на голое, посиневшее от холода тело.

– Шпрехен зи дойч? - спросил он.

Назар покачал головой. Увы, немецким он не владел.

– Ду ю спик инглиш?

Это спрашивал тот же матрос. Голос у него был хриплый, простуженный и к концу фразы слабел, словно матроса покидали силы.

– Ноу, - ответил Назар. Матрос сделал еще попытку: