Игорь Росоховатский - Прыгнуть выше себя

— Вы что же, в смерти Сукачева подозреваете Анну?

Вымученная улыбка, больше похожая на судорогу, подергивает его лицо, и Павел Ефимович отчетливо видит, как это его состояние передается двойнику — у Варида начинают искрить какие-то контакты в сочленении плеча.

— Анна не могла, разве это не ясно? — возмущенно говорит Бурундук.

— Тогда кто же? — спрашивает следователь, и его вопрос остается без ответа.

В тот же день Трофимов заехал к судмедэкспертам. Худющий высоченный мужчина, чуть сутулясь, вышел к нему, застегивая пиджак. Выпяченная нижняя губа придавала острому лицу верблюжью надменность.

— Что-нибудь прояснилось? — спрашивает следователь.

— По интересующему вас вопросу — без изменений. Излетная пуля угодила в нервный узел. Уточнили: выстрел произведен с расстояния в сто семьдесят — сто девяносто метров. Смерть наступила от кислородного голода вследствие паралича нервного центра. — Эксперт посмотрел на Трофимова с высоты своего роста и соблаговолил коротко разъяснить: — Остановка дыхания. Четкие следы борьбы на теле убитого отсутствуют. В желудке — ликер, кофе и остатки миндального печенья. Вот, пожалуй, и все. Эти сведения вряд ли особо для вас полезны, но что поделаешь, дорогой Павел Ефимович, чем могли — помогли…

— Да, не густо, — соглашается следователь. — Что значит «четкие следы»?

Эксперт сплетает длинные, сильные пальцы, похрустывает ими.

— Видите ли, на плече покойного имеется синяк, будто его кто-то сильно толкнул, на ладонях — повреждения, кровоподтеки, как если бы он бил ими обо что-то твердое. Повреждена и фаланга среднего пальца правой руки. Но все эти мелкие травмы могли появиться от неудачной перестановки мебели, например…

— Довольно просто уточнить, — говорит Трофимов. — Но остается главная загадка: расстояние от стреляющего…

Всю дорогу до квартиры Сукачева он мысленно повторяет эти цифры. Почти без надежды найти что-то новое, в который раз осматривает окна. Стекла целы, больших щелей нет, как нет и следов открывания окон. Тем более что кондиционеры тогда и сейчас работали бесперебойно.

Павел Ефимович представляет себе убийцу, стоящего почти за двести метров отсюда. Вот он открывает оптический прицел, ловит в крестик фигуру жертвы… Значит, и сейчас он может видеть следователя, хладнокровно и безнаказанно наводить оружие. И пуля, странная пуля, чуть деформировавшись, пройдет сквозь стену, чтобы уже на излете настичь жертву… Страшно? Нет, в нем не шевельнулся ни один мускул, и он уже знает почему: воображаемой картине не хватало логического построения. Почему пуля настигла жертву на излете? Почему убийца, все заранее рассчитав, не рассчитал убойного расстояния? Ему помог случай. А если бы пуля угодила в другое место? Перестраховываясь, надо было выбрать место засады ближе. А если такого места не было?..

«Может быть еще одно объяснение: стреляли в комнате, пуля срикошетировала от какого-то предмета, чем и объясняется ее деформация в двух местах. Но в таком случае на предмете, о который она ударилась, должен остаться явственный след. А при осмотре его не удалось обнаружить…»

Повинуясь скорее интуиции, чем логике, Трофимов опять тщательнейшим образом осматривает стены и все предметы в комнате. Характерных вмятин и царапин не находит. Но не зря говорилось мудрецами: «Ищите и обрящете» — и не зря издревле считалось, что никакой труд не бывает совсем напрасным, — в щели письменного стола, под одним из ящиков, Павел Ефимович обнаруживает завалившуюся туда записку. Нервный женский почерк, прыгающие буквы: «Прекратите преследовать мужа. Вы и так достаточно попользовались его работами. В конце концов любое терпение когда-нибудь кончается. Он убьет Вас — и будет прав. Или же это сделаю я».

…Через несколько часов Трофимову становится известно, что записка написана женой Арсения Семеновича Бурундука Анной, или, как называли ее сотрудники, Аннушкой.

С Аннушкой Бурундук Трофимов встретился, будто случайно, в кафе самообслуживания напротив вычислительного центра, где она работала. Он пришел туда в обеденный перерыв, дождался, пока Аннушка выйдет, и стал с подносом за ней в очередь к раздаче. Павел Ефимович мог спокойно наблюдать за невысокой, казавшейся совсем еще молодой женщиной, с плавными линиями тела и нежной шеей. На нее часто засматривались мужчины, кто-то пытался заговорить, она отделывалась двумя-тремя холодно-вежливыми фразами. Ела она быстро, удивительно аккуратно, на нее приятно было смотреть. Павел Ефимович подкрепился варениками с творогом и поспешил на улицу за Аннушкой. Он споткнулся о порожек, и она оглянулась на него.

— Нам необходимо поговорить, — невпопад бормотнул он.

— Извините, у меня нет ни времени, ни желания.

Ее каблучки бойко стучат по асфальту, и Трофимову приходится ее догонять. Он идет рядом, краем глаза видит, как постепенно сквозь легкий загар проступает румянец, становится гуще, как негодующе супится стрельчатая бровь.

— Я следователь, — говорит Павел Ефимович. — По делу Сукачева.

Она резко останавливается, поворачивается к нему. Румянец отливает от лица, губы дрожат.

— Слушаю вас.

— Давайте присядем вон в том скверике. Задержу вас на несколько минут.

Она понимает, что он пытается успокоить ее, и начинает волноваться сильнее. На шее запульсировала голубая жилка, глаза чуть увлажняются.

Павел Ефимович подводит ее к уединенной скамейке, садится рядом, стараясь не смотреть на нее, чтобы не смущать еще больше, говорит:

— Вам, конечно, известно о смерти Анатолия Сукачева?

— Да.

— Я спрашиваю всех, кто хоть в какой-то мере знал покойного и может, так сказать, пролить свет… — Он запутывается в словосплетении и умолкает. Почему-то ему очень трудно разговаривать с этой женщиной.

Она прикусывает нижнюю губу так сильно, что, когда начинает говорить, там остаются следы зубов:

— Я знала покойного, но мои показания вряд ли помогут следствию.

— И все-таки…

— Я знала его с самой плохой стороны. Человек он был отвратительный.

— Предполагаете, что имелось немало людей, желавших его смерти?

Аннушка находит в себе силы взглянуть следователю в глаза:

— Я желала его смерти.

— И даже написали ему об этом…

— Думаете, что я…

— Пока еще ничего не предполагаю. Собираю факты. Почему вы написали Сукачеву?

— Не выдержала. Он ставил рогатки Арсению Семеновичу всюду, где только мог, не давал продвигаться по службе, защитить докторскую диссертацию. А в последнее время мешал ему опубликовать очень важные работы в журнале «Интегральные роботы». Сукачев и там был членом редколлегии, он пытался захватить все ключевые посты… Настоящий мафиози… А эти работы для Арсения — дело всей его жизни…