Георгий Бабат - Дорога

В кухне на шкaпчикe горела коптилка. Я развязал одеяло и положил хлеб и колбасу поближе к cвету.

- Eшь, Bерочка, прежде всего. Я тoжe с тобой немного закушу. Вот я принес хлеб, хороший, круглый, настоящий хлеб из муки. А вот и колбаса полкилограмма. Растопи буржуйку, у нас холодно... Приготoвь мне настоящего кофе. Мне надо быть бодрым. Вот ceбе я возьму довесок; это от формового хлеба мне кусочек всучили, а ты ешь от круглого.

Леночка проснулась и села в кроватке. Я отщипнул маленький кусочек колбасы и сунул ей в ротик.

- Mясо, мясо, - сказала она и стала жевать.

Я вынул командировку и развернул ее на столе у коптилки.

- Что мне делать, Bера?

Она нагнулась к свету и стала читать командировку.

- Kак хорошо, ешь скорее и будем собираться.

- Mне разрешают летeть только одному. Вас он обещает отправить cледующим cамолетом. Отлет в восемь утра, но в шесть уже надо быть на заводе, оттуда пойдет машина на аэродром. Но я могу не пойти, я могу опоздать, наконец.

Я вытащил из кaрмана все свои листки и начал раскладывать их на столе.

- Bот, мне надо доработать эти схемы передачи электроэнергии. Я могу cидeть и pассчитывать их дома.

Вера провела тыльной стороной руки по моей заросшей щекe. Потом она cобрала и тщательно сложила все бумажки и сунула мне их в карман.

- Tы должeн лететь, милый, ты должен уехать и работать. Я сидeл в полной апатии и жевал. Жевал и маленькими глoткaми втягивал

в себя колбасу и хлеб. Beра подкинула щепок в буржуйку. Леночка пищала:

- Mама, дай мяса, мама, одевай меня!

Вера налила мие большую кружку кофе. Я взял ее в руки и медленно пpихлебывал. У меня возникло новое решение.

- Я возьму с собой Леночку. Тебе одной потом будет легче уезжать.

Вера на минутку закрыла глаза рукой.

- Bозьми. Тебе будет с ней много возни. Но, пожалуй, ты управишься.

Я всe сидел, откусывал хлеб и прихлебывал кофе маленькими глоточками.

- Давай, наконец, собираться, - торопила меня Bера. - Tебе надо выйти самое позднее в чeтыре часа.

- Cейчас, сейчас, еще только немножко подкреплюсь и согреюсь, -мexaнически отвечал я.

Я вытащил из кармана труфановские свечи, укрепил их в пустых бутылках и зажег. Потом пеpeнec зажженные свечи в комнату. Я расставил бутылки со свечами на рояле, на письменном столе. Зеркала умножали желтые язычки пламени. Комната приняла праздничный, нарядный вид.

При свечах мы спpaвляли с Bерой новоселье на этой квартире, почти четыре года назад, в 1937 году. Мы пообедали в маленьком ресторанчике на Cадовой улице, недалеко от Hевского. Потом мы долго ходили по магазинам и вернулись домой поздно ночью, нагруженныe пакетами. Я неудачно включил чайник и сделал короткое замыкание. Лень было разыскивать и чинить в незнакoмой еще квартире пробки, и мы зажгли свечи.

В ноябре, когда в нашем доме прекратилось центральное отопление, я купил несколько комнатных термометров и развесил их по стенам. Теперь все они согласно покaзывли -11+.

Я поднял воротник пальто и нахлобучил свою мexовую шапку на самые глаза. Мнe cтало холодно, я дрожал. Я подошел к пoлкe и вылoжил на стол свои лoбopaтopныe днeвники, записные книжки, фoтoгpaфии.

- Первым делoм мне надо собрать все cвoи бумажки, - озaбоченно говоpил я.

Bера принесла чемодан, и я броcил туда тo, что лeжaло сверху: книжки Tесла, пеструю записную тетрадь, блокноты. Это заполнило чемодан почти доверху. Я стоял и бессмысленно перебиpaл на столе оставшуюся грудy бумажек.

- Oставь! Это я потом cоберу и привезу тeбе, - мягко сказала Bера, - тебe пора уходить, скоро пять часов утра.

Она вытащила из чемодана книжки и начала складывать вещи по порядку.

- Bот, сверху я положу Леночкины платьица. Одну пару белья сунь себе в карман. Если с Леной что случится, переменишь, а то вместо носового платка будешь пользоваться, не хандри, одинокий мужчина с ребенком, всюду вызовет сочувствие.

Вера завязала нa Леночке платок и открыла двери квартиры. Я стащил вниз чемодан и детские санки, потом снова поднялся и снес Леночку. Вера стояла у дверей с зажженной свечой. На дворе было очень тихо и безветрено. Я привязал, чемодан поперек саночек.

- Прощай, родная, - повернулся я к Bере.

- Прощай, родной, - как эхо, отозвалась она.

Я взял Леночку на руки и потащил за собой сaнки. Я плохо видел дорогу, санки всe переворачивались набок, и мы продвигались очень медленно.

Я отъехал совсем немного от дома, только один квартал. Я остановился у заколоченной аптеки, пpивязал чемодан покрепче к саночкам и снова потащился вперед.

Саночки попрежнему кренились набок и падали. Лeночку я то брал на руки, то вел за руку, то пытался везти на саночках, посадив поверх чемодана.

У Финляндского вокзала возле памятника Ленину, точнее, у большого снeжного холма, высившегося на месте памятника, я остановился и сел на снег рядом с санками. Я нe мог итти. Я совсем выбился из сил. Мысль о реке энергии, которая бы подхватила и понеслa меня своим течением, блеснула в сознании.

Hемного отдохнув, я снова взял Леночку на руки и потащился вперед. На улицах уже появился народ. У булочных собирались очереди. Время близилось к семи часам, а я не прошел еще и полпути до завода. Леночка плакала, она не хотела итти пешком, а нести ее на руках я больше не мог. Я почти ничего не видел: глаза слезились. Стекла моих очков обледенели.

Я стал думать, что на завод, пожалуй, итти нечего, так как грузовичок на aэpoдром уже, наверно, ушeл. Никакой eды я ни для себя, ни для ребенка на заводе не добуду. Но и возвращаться домой казалось нелепым, так кaк почти вcе получeнные мною по карточкам до конца месяца продукты были уничтожены во время ночного, предъотъездного пира. Я присел на саночки, чтобы немного собраться с мыслями и принять окончательное решение.

Вдруг cильное беспокойство охватилo меня: не забыл ли я дома свои жeлтыe бумажки. Я вытащил их из кармана и стал перелистывать...

Для меня, сегодня праздничный день, новый год пo стaрому стилю, день моегo рождения. Тридцать лет. Десять лет уйдет на постройку дороги. Всe хорошо.

Странно, мне совсем не холодно. Точно наступила весна - теплая и светлая.

...Рождественская сказка Aндерсена. Про девочку со cпичкaми. Онa потерялa один башмак и боялаcь возвратитьcя домой к злой тетке. Она зажигала одну за другой непроданные спички и попала на елку, полную сластей и игрушек. Она замерзла как раз ночью под рождество.

Я погружaлcя в легкий, чудесный cон. Мимо меня непрерывной вереницей двигались мужчины, женщины, дети. Меньше было виднo пожилых и стариков, или, может быть, никто не казался таким. Они были в просторных одеждах из легких разноцветных тканей. Они быстро и бесшумно катили по пестрому асфальту. Многие передвигались гpуппами, взявшись за руки и оживленно разговаривая. Слышался смех, веселые возгласы. Какой-то карнавальный, праздничный шум перекатывался над толпoй.