Игорь Смирнов - Черный ромбоэдр

— Да-а. Грен не хотел, чтобы планета узнала правду. Он, вероятно, лучше других понимал последствия своего открытия… Но что может быть в нем ужасного? Впрочем, достаточно и того, что психика людей…

После продолжительного молчания он с трудом выдавил из себя;

— Мы были неплохими друзьями, Тум… Мне искренне жаль тебя, но иначе я не могу: неясная ответственность за судьбу всего разумного населения планеты вынуждает меня на крайние меры…

Рэст шагнул к железному помощнику, чтобы извлечь из его приемника пленку и магнитофонные ленты.

— Вы ничего не предпримете, эрт, — твердо сказал Тум. Фиолетовый глаз засветился чуть ярче обычного. — Как только будет произнесен индекс моей смерти, в тот же момент автоматически сработает распылитель метана. Вам не выйти из кабинета, когда закроются двери и окна по известному лишь мне коду!

— Вот оно что… Ты предусмотрителен. — Рэст почувствовал, как пальцы его задрожали и лоб покрылся испариной. Предусмотрителен… Я не учел, что ты можешь применять свой код…

Он подошел к окну и долго смотрел на город. Отсюда, с холма, ясно видно, как белые дома, утопающие в зеленых волнах садов и скверов, подступают к самому морю. И воздух чист и прозрачен, и нежный запах медянок и буйное благоухание цветущей цирии врывались в прокуренный кабинет смело и дерзко, неуклонно отстаивая свое право на прекрасное… Может быть, выпрыгнуть через окно в палисадник — вот сейчас же, пока не поздно?

Рамы медленно сдвинулись. Рэст оглянулся. Тум стоял возле стола у кнопочной панели и спокойно смотрел на капитана.

— Вы не хотите умирать, эрт, я знаю, — сказал он. — Да и зачем? Ведь мы не дошли до главного. Я прошу вас внимательно просмотреть те кадры ромбоэдра, которые почему-то меньше всего интересовали вас.

— Какие кадры? — неуверенно спросил Рэст.

Вместо ответа Тум перевернул черный передатчик обратной стороной к лампе и терпеливо ждал, когда снова появятся начальные сцены далекого прошлого планеты. В них было много жуткого: массовая безропотная смерть, обезумевшие от страха и горя люди…

— К чему это? — сказал сентвер, поежившись. — Или тебе доставляет удовольствие смотреть на мучения несчастных?

— Я давно заметил, эрт, что подобные ужасы не для вашей чуткой души, и все-таки убедительно прошу повнимательнее сравнить пращуров человека вот с этими кадрами.

Реет сначала всматривался рассеянно, медленно переводя взгляд с одного изображения на другое, и, хотя неосознанно уже чувствовал неясную разницу между теми и другими, но никак не мог понять, в чем же состояла эта разница. И вдруг словно осенило его;

— Глаза?!

— Не только глаза, эрт, — у людей более осмысленное выражение, более стройное положение тела, более утонченные черты.

— Ты хочешь сказать…

— Да, эрт. Все тысячное войско искусственно созданных саморазвивающихся киберсистем погибло, а люди, настоящие люди, переживали это как смерть близких, поскольку они не знали и знать тогда не могли, что такое биороботы. Пришелец уничтожил свои создания намеренно, за что, видимо, и был умерщвлен. Всмотритесь: на этом снимке он не совершенствует схему, как вы подумали вначале, а наоборот — вносит поправки на быструю потерю энергии; он не хотел давать вождю неограниченную силу и, кроме того, опасался неуправляемого размножения биороботов, которое могло бы привести к весьма трагическим последствиям…

Рэст чувствовал, как голова его заполняется тягучим теплым туманом, и он не находил в себе мужества освободиться от этого тумана. Он плохо соображал. Слова Тума доносились будто сквозь сон, хотя он и пытался понять их подлинный смысл. Недоставало воздуха. Стало душно, и время от времени сентвер с удивительным равнодушием думал о том, что может потерять сознание от недостатка кислорода, что хозяином положения сейчас является не он, человек, а его железный помощник, который уже успел надежно защитить себя… Предусмотрителен!

— Значит, умерли… Все до последнего, — сказал он слабым голосом, сдавливая пальцами виски и безучастно глядя на экран. — Все до последнего…

— Да, эрт.

— Душно. — Рэст начал расстегивать воротник. — Почему так душно, Тум?… А, да… — Пошатываясь, он подошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу. — Мышеловка. Склеп.

— Простите, эрт. Не понял.

— Открыл бы окно — дышать нечем!

Тум словно не слышал сентвера. Мигнув большим фиолетовым глазом, он все тем же ровным тоном сказал:

— Эрт, мне кажется, вы до сих пор не осознали главного: вы — человек, все вы — настоящие люди, а не потомки саморазвивающихся киберсистем. Те все погибли, все до единого!.. Имей профессор Грен вторую кассету, а еще лучше — черный ромбоэдр, он не пришел бы к трагическому концу от ошибочной мысли о своем искусственном происхождении. Ведь он полагал, что созданные пришельцем существа уничтожили людей, заполнив собою весь мир…

— Я это понял, Тум. — Отыскав в холодильнике лед, Рэст долго и сосредоточенно остужал разгоряченное лицо.

— Я никудышный сентвер, вот что, — прокашлявшись, сказал он. — Я не сообразил даже, что такой нелепости с созданием самосовершенствующихся биороботов, которые бы стали выше людей, вообще не может быть. Это само по себе немыслимо! Рэст сдавил виски. По рукам его бежали струйки таявшего льда. — И все же, что беспокоило Лже-Берт-Ху-Нера? Почему он старался уничтожить следы посещения нашего мира его сопланетниками?

— Пришелец тревожился именно за то, что случилось с вами, эрт, и с эртом Греном.

— То есть?

— Он боялся, что люди не смогут до конца понять всего, что произошло здесь тысячи лет назад, и у них возникнет убеждение в их неполноценном происхождении. Этих сведений многокольцевой аппарат не имел. Что же касается профессора Грена, то он, возможно, и узнал бы истину, будь у него этот шестигранник или хотя бы вторая кассета с пленкой, где запечатлена гибель биороботов. Впрочем, вряд ли. Он был сбит с толку ошеломившей его информацией. У него просто не было сил заново, трезво и спокойно во всем разобраться…

Рэст уже не слушал Тума. Теперь, когда сознание немного прояснилось, голову неожиданно заполнили мысли одна тревожнее другой. Он со страхом думал о том, что рано или поздно расследование этой тайны станет достоянием планеты, поползут слухи, одни нелепее других. Люди начнут с подозрением относиться друг к другу, видя в соседе человека и считая роботом себя. И наоборот… Он вдруг совершенно ясно представил страдания обезумевших людей, потерявших под ногами твердую почву, подобно Грену; людей, которых уже ничем не убедишь, когда в их души закрались страхи и сомнения…