Аристарх Нилин - Завтра не умрет никогда (Сборник)

Через год Зуни к удивлению всех сдал заочно экзамены и получил диплом пилота класса С, что открывало перед ним совершенно новые перспективы, но он продлил контракт и остался еще на два года в центре картографирования. Никто, даже мать не поняли с чем это связано, и только Зуни знал, что ни на одном корабле всего космофлота мира он не будет иметь такого приятеля, как Роджер. Это он понял уже в первом же полете, после всего, что с ними случилось. Правда, год спустя, когда Зуни завел себе третью подружку за год, его стали докучать сальные остроты Роджера. Впрочем, это была мелочь, которую можно было списать как издержки характера.

Я вытянул билет и прочитал его содержание:

— Устройство и порядок пользования портативными устройствами плазменной резки на примере установки модели УПР-51.

После вчерашней вечеринки в мозгу был полный вакуум, и когда я брал билет, отвернулся, чтобы ненароком запах алкоголя не вывел препода из состояния сонной апатии, в которой тот пребывал с утра. Вопрос в билете звучал для меня не иначе как: — в твоем мозгу мыслей меньше чем слов в вопросе. Я приуныл и поплелся к столу, в надежде, что свершится чудо, и радостный и счастливый я получу свой трояк. С этими мыслями я сел у окна и тяжело выдохнув, взял лист и, стараясь писать без ошибок, переписал текст вопроса. Поставив точку, я решил обмозговать сложившуюся ситуацию.

Прибор, о котором шла речь в билете, мне смутно говорил о том, что он для чего-то предназначен, но для чего, а уж тем более как он устроен, было выше моих познаний о нем. Голова, болевшая от похмелья с утра, под тяжестью потугов хоть что-то вспомнить, заболела еще сильнее, и я устремил свой взор, сначала в окно, а потом на сидящих в аудитории однокурсников. Неподалеку от меня сидела Люда, высокая, конопатая деваха из нашей группы, которая зашла на экзамен передо мной. Склонив голову, она что-то писала на листе, явно ответ на вопрос билета. Остальные тоже склонились над экзаменационными листами, и либо что-то писали, либо делали вид, вроде меня, что мучительно вспоминают ответ на поставленный вопрос.

Нет, ну какого черта надо было вчера так нажраться, чтобы сегодня прийти на экзамен в полном угаре и при полном отсутствии, хотя бы намека на знание предмета? Впрочем, это и немудрено, если вспомнить сколько раз я был на лекциях по нему, от силы два или три раза. Если честно, то я в затруднении был назвать, какой собственно предмет я сегодня сдавал.

Поразмыслив над превратностями судьбы и взвесив все шансы, я подумал, что ловить удачу сегодня не имеет смысла и потому, решил, что пора сваливать и чем быстрее, тем лучше. Поэтому, взяв экзаменационный билет, я подошел к столу, на котором лежали оставшиеся листы с вопросами, и буквально брякнулся на стул рядом с преподом. Стул предательски скрипнул подо мной, и мне показалось, что он как-то странно согнулся, отчего я подумал:

— Железный гад, а все равно гнется, вот что значит сила тяжести.

Евгений Николаевич, который до этого сидел и в ожидании, когда кто-нибудь подготовится для ответа, читал газету. Опустил её и, посмотрев на меня сквозь линзы очков, удивленно произнес:

— Уже готовы отвечать, так быстро?

— А что делать, Евгений Николаевич. УПР-51 не требует времени на обдумывание. Или ты стреляешь первым или он в тебя. Кто успел, тот жив, а кто нет, тот извините, с дыркой в теле.

Евгений Николаевич, не совсем оценив мой юмор, криво усмехнулся и ответил:

— Возможно, только при чем тут УПР-51?

— Как причем? Философский вопрос, — мне стало совсем плохо, помимо головной боли, прибавилась тошнота, а в голове были мысли совсем далекие от экзамена и уж тем более вопроса, на который надо было отвечать, поэтому я туго соображал, о чем вообще идет речь, и хмуро добавил, — если, к примеру, мы имеем прибор, им надо уметь пользоваться? Отвечаю — надо. А тот, кто умеет из двоих пользоваться, естественно один умеет лучше, а другой хуже. Вопрос, у кого преимущество, у того, кто знает, в чем суть прибора и как им пользоваться, я правильно говорю?

На лице Евгения Николаевича появилось подобие улыбки, удивления и гнева одновременно. Он видимо почувствовал перегар, исходящий от меня и понял полное отсутствие хотя бы приблизительного понятия не то что о приборе, а о предмете в целом. Поэтому, взяв билет, который я положил перед собой, он внимательно прочитал его и, посмотрев на меня, неожиданно откинулся на спинку стула, и слегка прищурившись, произнес:

— С философской точки зрения весьма уместное замечание, однако, хотелось бы остановиться, на так сказать материалистическом аспекте данного предмета. Что скажете по этому поводу?

— Весьма и весьма с вами согласен, — погружаясь в пучину апатии и желания нагнуться и излить из себя вчерашний салат, ответил я, и добавил, — но вместе с тем, отвечая на ваш вопрос, должен отметить его оригинальность, с точки зрения построения самой сути, именно с точки зрения философского осмысления.

В этот момент я услышал, как сидящий ближе всех к преподу Костя Бугин, громко заржал, видимо услышав нашу беседу и тот бред, который я нес. Это был сигнал, к тому, чтобы аудитория затаила дыхание, устремив все взоры в мою сторону, дабы услышать, что будет дальше. Однако Евгений Николаевич, сделав вид, что не заметил этого, и решил, что еще не время, когда меня можно с треском выставить за дверь и поэтому вновь обратился ко мне:

— И все же, Метелин, я рад, что вас так волнуют философские аспекты прибора, но хотелось бы вникнуть или хотя бы прикоснуться к первоисточникам, так сказать, очертить рамки, если и не исторические, то хотя бы размерные.

— В смысле?

— В прямом. Я имею в виду прибор естественно. И, следовательно, его размеры.

— Ах, вы это имеете в виду, — я набрал воздуха и затем, глубоко выдохнул, отчего, Евгений Николаевич, невольно сделал движение газетой, словно отгонял от себя надоедливую муху. А я, глядя на него, произнес: — знаете, я вас прекрасно понимаю, но не в том смысле, о чем думаете вы, в в смысле размеров прибора. Приборы, они всегда либо во, — и я развел руки в разные стороны, — либо во, — и я сдвинул, показав размер в пределах нескольких сантиметров.

— А вы знаете, реально, вполне реально, — сдвигая брови и поправляя на носу очки, ответил Евгений Николаевич.

— Вы так считаете?

— Конечно, если судить по тому, что написано в билете, то портативность, это именно то, что вы показали.

— Ну, вот видите, философия, Евгений Николаевич, великая вещь. Вы согласны со мной?

Аудитория не выдержала и покатилась со смеху. Я сидел на последнем дыхании и считал секунды, оставшиеся мне до конца, однако Евгений Николаевич грозно взглянув на сидящих и готовящихся к экзамену, одним своим взглядом, моментально погасил смех и громко произнес: