Егор Фомин - Лестинца

Вечерело. При всем при том, чем выше поднимались, тем крепче становился ветер. И бороться с неровными порывами тому, кто и так едва не шатался от усталости, было совсем не просто.

Первым шел Ланс. И, хотя казалось, что походка его столь же уверенна и невозмутима, он сам чувствовал, что все сильнее опирается на копье, ища поддержки, прекрасно при этом осознавая, что стоит древку соскользнуть по полированной поверхности Лестницы, и все будет закончено.

Следом шел Итернир. Видно было, что немало времени он повел в пути. Жилистые ноги уже несли хозяина сами, а сам он, казалось, думал совсем о другом, унесясь мечтами далеко-далёко от своего пути. Не было видно со стороны, что он изо всех сил боролся со сном. Боясь потерять контроль над деревенеющим телом и пропустить очередной порыв ветра.

Замыкал же шествие Ригг. Даже сейчас, непривычно уставший, он все равно шел своей мягкой, неслышной походкой. Всякий раз, надежно ставил ногу, как бы сродняясь стопой со ступенью. Он действительно не думал о ногах. Просто молча удивлялся необычности выпавшей тропы. Не думал, что станется с ним, если попросту оступится или не сладит с ветром. Он глядел вперед и вверх, замирая от восторга перед разворачивающейся картиной заката.

Этот закат был грандиозен и немыслим, для того, кто в своей жизни никогда не поднимался выше самого высокого дерева на самом высоком бугре. Небо стало необычайно высоким, раскинувшись вокруг и вверх и вниз. Переходы его цветов были столь глубоки и насыщенны, что захватывало дух. От по ночному синего, почти черного, в самой вышине, к пламенеюще-алому вниз, к горизонту. Этот закат был лишен той нежности, кокой он полон внизу, но зато был наполнен страстью, сила которой разметала сполохи пламени по всему низу неба, в тщетном стремлении достичь вершины. Невозмутимо-вечной бескрайней высоты.

Постепенно стемнело совсем. Долго еще мир вокруг был погружен в серые сумерки, уже после того, как солнце ушло. В сгущавшейся синеве высоты уже были заметны первые звезды. Небо ставилось все чернее, и, наконец, все вокруг поглотила ночь. Звезды густо усыпали небо, блистая на черном бархате.

И когда совсем стемнело, попутчики дружно прокляли, про себя, жрецов, что назначили начало Восхождения на полдень.

Уже не видно было ступеней, они словно растворились в ночной всеобъемлющей тьме. Можно было лишь ногами чувствовать их, всякий раз надеясь не промахнуться. Но ноги, раздраженно протестуя против непривычной нагрузки, не собирались ничего чувствовать.

Только Ригг мог понять с его чувством тропы, что ступени постепенно теряют свою безупречную полировку. Их поверхность становилась выщербленной, местами змеились трещинки. Но что действительно радовало его сердце, так это кустики травы, несмело пробивающиеся в камне. Почувствовав первый из них, он решился нагнуться, нежно провел по нему ладонью и отправился дальше.

Ступив в очередной раз, и промахнувшись, Итернир потеряв равновесие, и грохнувшись все-таки на лестницу, понял, что ступени стали гораздо шире и ниже. Кто бы знал, как тяжело было, нехорошо поминая всех богов вместе взятых, не заснуть на лестнице, а идти дальше.

Меж тем, и это чувствовали уже все, ступени действительно стали гораздо шире и ниже. Ноги еще долго по старой привычке высоко поднимались, норовя опрокинуть промахнувшихся мимо опоры хозяев. Едва же, упав в очередной раз, Итернир понял, что целиком помещается на этой ступени, его тело мгновенно расслабилось, и он заснул глубоким крепким сном. Споткнувшийся о него Ригг сразу же последовал примеру. Лишь Ланс, прежде чем уснуть, успел снять со спины меч и подложить под голову дорожный мешок.

Едва солнце расцветило все вокруг цветами утра, Ланс открыл глаза. Несмотря на редкостно предельную вчерашнюю усталость, он чувствовал себя довольно бодро, поскольку привык набираться сил и за более короткое время сна. И давно.

Он соскоблил жесткую щетину со щек, и посмотрел на спящих вповалку попутчиков, вольно разметавших руки и ноги. На самозабвенно, раскрыв рот, храпящего Итернира. Глядя на них, невольно вспоминал себя молодого, в самом начале пути. Самое время сейчас было бы собраться и уйти, но воспоминания столь напористо лезли в голову, что он откинулся на спину, подложив руку под голову, и, глядя в бездонное голубое небо, покорно отдался на милость пережитого.

Младший сын мелкопоместного дворянина. Что действительно мог бы дать ему отец, кроме обучения боевому искусству наравне со старшими сыновьями, да славного меча, сделанного оружейниками отца, что слыли не последними оружейниками королевства?

Сейчас его увитая тугими мышцами рука нежно пробегала по эфесу этого самого меча, что прошел с ним весь путь. Задерживалась на сбитой инкрустации когда-то довольно дорогой отделки. Вспоминая историю каждой выбоины. Эта, когда он едва не лишился пальца. А эта, когда они бились в ущелье Перни. Эта… а камень отсюда он продал, когда они промотались в Голке. И денег не было даже на еду. А наняться не светило в округе всего графства. Эта… а эту выбоину гарда получила во время того безумного боя в пустыне. Весь отряд кроме их тройки куда-то пропал и лишь много лет спустя он натолкнулся на их кости в барханах.

Что мог сказать ему отец, кроме того, что сын не должен уронить честь и звание фамилии, что благословляет на подвиги, достойные героев древности? Что не может дать ни клочка родной земли, но, может быть там, в далеких странах, он завоюет себе королевство.

Что ему оставалось делать, как не уйти искать лучшей доли?

Он вспомнил первые свои шаги. Когда, неся в сердце память и розовые мечты о рыцарском кодексе чести, впервые сталкивался с суровыми жизненными реалиями. В которых рыцарь в блистающих доспехах, с именем Прекрасной Дамы на устах оказывался обычным грабителем с большой и не очень дороги.

Свою же прекрасную даму он нашел не так далеко от дома. Пройдя всего пару-тройку городов, владения трех-четырех герцогов, оказался во владениях барона… Как же его звали? Забыл. В такие мгновения он особо остро ощущал тяжесть прожитых лет, понимая неотвратимость ухода в прошлое всего, что знал, и что жило лишь в его памяти.

Пускай он не помнил имени того барона, но хорошо запомнился город Эльнере. Город, который восстал против барона и победил. Как ни странно. Ланс, хоть и был гостем замка барона, но, бежав с его подопечной Лирой, поневоле примкнул к восставшим.

Ими руководил странный парень. Слишком молодой. Но все они тогда были молоды. Как весь мир. Парня звали… Сехей, Сажей, Зергий?

Какая теперь разница?

Он отменно владел мечом. И сам меч у него был отменный. Чем-то он был похож вот на этого Итернира. Чем?