Владимир Обручев - Земля Санникова

– Да, видно, конец Земле Санникова! – промолвил Ордин. – Мы ее открыли, и на наших глазах она погибает!

– Когда станет светло, посмотрим, нельзя ли спустить как-нибудь байдару и поехать на помощь гибнущим, – сказал Горюнов.

Сидя на своих мешках, они оба и Аннуир, жавшаяся все время к Ордину, провели время до утра, наблюдая развитие извержения и обмениваясь замечаниями о нем и о погибшем товарище. Никифоров, поглядев некоторое время, лег опять спать.

Наконец ужасная ночь кончилась, заалел восток, становилось все светлее и светлее. Аннуир развела огонь и стала варить чай. Ордин и Горюнов могли теперь рассмотреть, что случилось с их площадкой ночью. Вся восточная часть ее исчезла, и вместо нее зиял крутым клином, обращенным острием вниз, отрыв обвала. Последний, очевидно, отделился по трещинам, существовавшим раньше, и толчок землетрясения дал только импульс, преодолевший инерцию массы, которая и опрокинулась частью на сугроб, частью в воду, распавшись при падении на глыбы. В громадной выбоине сугроба лед был покрыт черной пылью, осколками и глыбами; внизу, над водой, поднимался хаос глыб. За ночь муть в воде осела, и с высоты видно было дно; в бинокль можно было осмотреть его повсюду, но ничего, кроме черных глыб, не было заметно. Они похоронили навсегда и человека, и все достижения экспедиции.

Осмотр выбоины в сугробе показал, что для того, чтобы перебраться через нее, нужно вырубить во льду отвесной стены ступени вниз и с другой стороны вверх.

– Ну, к обеду мы это выполним, – сказал Горюнов. – Обе части байдары спустим на веревке вниз и там втащим наверх. Давайте поедим – и за дело!

На севере котловины извержение продолжало разыгрываться, скрытое в тучах паров и дыма, но выдавая себя взрывами, от которых вздрагивала скала площадки. Завеса пара и дыма скрывала от зрителей катастрофу. При дневном свете видно было только, что эта завеса протянулась поперек всей котловины. Вдруг в одном месте, впереди этой завесы, появился огонь и быстро стал распространяться в обе стороны. В бинокль можно было разглядеть, что это горит полоса леса.

– Кажется, дела онкилонов безнадежны! – сказал Ордин. – Теперь ясно, что извержение началось не в северном конце котловины, а в средней части ее, приблизительно там, докуда мы вчера доезжали, то есть там, куда люди спаслись от воды. Может быть, оно захватило и всю северную часть.

Оба вернулись к нартам; чай был готов. Никифоров понес собакам, привязанным в западном углу площадки, охапку вяленого мяса – и вдруг остановился.

– Подите-ка сюда! – крикнул он. – Здесь дело неладно!

Горюнов, Ордин и Аннуир, усевшиеся уже возле чайника, вскочили и побежали к казаку. Он стоял возле трещины шириной с ладонь, которая шла через площадку наискось от заднего края ночного отрыва к западному концу. Нарты и люди находились между этой трещиной и внешним краем площадки, собаки – по другую сторону.

– Вчера этой щели не было, – сказал Никифоров.

– Ну, дело дрянь! Подготовлен второй обвал, – заявил Горюнов.

– И достаточно еще одного хорошего подземного толчка, чтобы он рухнул, – прибавил Ордин. – Его, очевидно, подпирает сугроб, иначе он свалился бы уже ночью с нами.

– Видно, придется удирать отсюда, как это ни печально! – промолвил Горюнов. – Иначе мы очутимся там же, где лежит Костяков.

– Давайте перетащим вещи за трещину!

Сказано – сделано. Уселись наконец за завтрак, но все время поглядывали с беспокойством на трещину, черневшую в трех шагах от них, ожидая, что вот-вот она начнет расширяться и опять рухнет масса камня, в этот раз прямо на сугроб.

Поев, быстро принялись за работу: двое поднялись по ступенькам на верх стены, захватив веревки, двое остались внизу; одну за другой втащили обе нарты, байдару, вещи; затем отвязали и погнали наверх собак, кроме одной, которую ночью убило упавшим камнем.

Горюнов, уходя последним со злополучной площадки, подошел еще раз к краю, взглянул и прошептал прощальные слова погибшему товарищу.

В день ухода товарищей Горохов проснулся довольно поздно; его разбудили голоса женщин:

– Где Аннуир? Она, видно, сбежала ночью к своему мужу, белому колдуну! Не послушалась запрета!..

– Идите и приведите ее сюда! – раздался голос Амнундака.

– Тащите ее за волосы, если не пойдет! – прибавил женский голос.

Тут Горохов вспомнил, что его товарищи собирались уйти в эту ночь, и ему стало тяжело. Он быстро начал одеваться, чтобы узнать, ушли ли они. Но раньше чем он кончил, вернулись Аннуэн и две другие женщины, посланные за Аннуир, и заявили огорченным тоном:

– Жилище пусто, нет Аннуир, нет белых колдунов, одна собака осталась!

– Хорошо ли вы смотрели? Они, верно, зарылись в одеяла и спят, – сказал Горохов.

– Мы хотели войти, но собака начала ворчать на нас. Мы покричали – никто не отозвался. Разве умерли?

– Ну, я посмотрю сам, – заявил Горохов, направляясь к выходу.

– Приведи Аннуир сюда! – крикнул ему вождь.

Горохов, идя к землянке, уже не сомневался, что товарищи ушли. Но он надеялся, что они оставили ему какое-нибудь указание, как объяснить онкилонам их поступок; во всяком случае, он хотел обдумать спокойно, что сказать Амнундаку, чтобы не ухудшить своего положения. В землянке его встретила ласковым визгом Пеструха, которую уходившие заперли, чтобы она не увязалась за Кротом и за ними. Его взгляд сразу упал на бумагу, приколотую к одному из столбов. Он прочитал ее по слогам несколько раз, чтобы лучше запомнить, и вернулся в землянку Амнундака.

– А где Аннуир? – набросилась на него сейчас же Аннуэн.

– Постой! Дай сказать! Белые люди пошли на свое стойбище за теплой одеждой. Видишь – снег, холодно, а у них одежда там. И мне обещали принести. Завтра к вечеру вернутся.

– Откуда ты все это знаешь, если они ушли? – закричал Амнундак.

– А вот здесь написано, они мне оставили письмо. На, прочитай! – сказал Горохов, подавив смех и протягивая бумагу.

Амнундак повертел ее в руках, увидел на ней какие-то черные знаки и заявил:

– Пошлю это шаману – он узнает, правда ли, что ты сказал.

– А зачем Аннуир пошла с ними? У нее теплая одежда здесь! – не унималась ревнивая Аннуэн.

– Значит, она сильнее любит, чем ты! – отрезал Горохов.

– Вождь запретил мне любить его – я слушаюсь приказа вождя.

– Вот именно, а она не слушается, потому что больше любит его.

– Она только вторая жена, сама навязалась…

– Довольно, женщина! – прервал Амнундак.

Он сидел еще с бумагой в руках и не знал, что ему делать: послать ли немедленно погоню за ушедшими или поверить словам Горохова и подождать. В руках у него еще остался один из пришельцев, и ему казалось, что они не уйдут без своего товарища.