Зиновий Юрьев - Дарю вам память

— Чуна, машина — это просто машина. Большая, сложная машина, и ничего больше. Это Отцы заставляют ее решать все за нас…

— О Лик, что ты говоришь? Как ты можешь?

— Если бы ты знала, сколько я хочу рассказать тебе… Ты не представляешь, что я узнал за это время! Как будто я заново родился, как будто мне добавили глаз и я увидел то, что было очевидно, что асы почему-то не замечают!

— Тише, тише, мама и папа могут услышать, они б мне никогда не простили… Тем более сейчас, когда у нас золотой знак на шее… Папа даже перестал разговаривать с мамой и со мной. Я видела, как он стоял перед зеркалом — он думал, его никто не видит, — и надувал шею, так чтобы знак был хорошо виден! О Лик, как я рада, что ты не булл! Может быть… может быть…

— Что, Чуна?

Если бы только можно было без конца повторять ее имя, чтобы звуки таяли в клюве, оставляли горькую нежность и невидимым знаком сжимали шею!

— Может быть, когда-нибудь нам разрешили бы встречаться… — Голос ее стал печальным, потому что она знала: легче асу полететь, чем дождаться, пока машина разрешит асе из первого сектора встречаться с охотником.

— Нам никто не должен разрешать…

— Как это — никто? А машина, да будет благословенно имя ее?

— Я же тебе сказал, машина — это только машина, почему нам нужно ее разрешение?

— О Лик, так нельзя… Ты так странно говоришь, так нельзя, Лик. Это нехорошо, это невежливо. Тебя ведь тоже учили, что машина, да будет благословенно имя ее, дает асам гармонию, порядок, справедливость, равенство, счастье…

— Ты всегда хорошо учила уроки…

— При чем тут уроки? Это же знают все! А ты… ты говоришь так странно… это нехорошо… Подумай сам, как можно жить без машины, да будет благословенно имя ее! Кто будет решать все за нас? Кто будет знать, что нам хорошо, что плохо? Ведь без нее… без нее будет хаос…

— Мы сами, Чуна, мы сами будем определять свою судьбу!

— Не говори так, Лик! Ты говоришь, как совсем маленький ас. Как мы можем сами определять свою судьбу! Кто сам по себе захочет быть буллом и чистить клювом городские канавы? Или жить на рацион четырнадцатого сектора? Или ползать в грязи тринадцатого? Ведь все тогда захотели бы носить на шее золотой знак первого сектора, а в первом секторе мест на всех не хватит. Кто-то ведь должен чистить канавы, смазывать платформы, грузить и выгружать рационы. Нет, Лик, не говори так, это нехорошо, это невежливо…

— Ты не понимаешь. Теперь все будет по-другому. Мы все будем свободны, и каждый сможет устраивать свою судьбу. Ты говоришь, кто будет работать, но ведь можно работать и без того, чтобы тебе приказывала машина и чтобы за тобой присматривали стерегущие…

— Как странно ты говоришь!..

— Чуна, — прошептал Лик, — я не умею тебе все объяснить. Мой друг Ун Топи мог бы все разложить по полочкам, но я думаю сейчас совсем о другом…

— О чем же?

— Я хотел бы коснуться своим клювом твоего…

— Это нехорошо, это невежливо, — сказала Чуна и потерлась клювом о клюв Лика.

Прикосновение было таким же, как и ее имя: горьковатая нежность нахлынула на него, подхватила, понесла, кружа, как вечерний ветер…

Вер Крут проснулся от завывания утреннего ветра. Он встал и подошел к окну. Серые клочья тумана, вращаясь, проносились мимо.

Он снова лег. Он лежал неподвижно. Его охватило ощущение, что вот-вот он поймет что-то очень важное. Это что-то барахталось в глубине его сознания, рвалось на поверхность. Главное — не вспугнуть мысль. Лежать тихонько и ждать. Набраться терпения. Вот, вот… На мгновение мысль всплыла, но он не успел осознать ее, и она, как мелькнувший на крыше опослик, снова скрылась. Не торопиться, лежать спокойно, ни о чем не думать. Вот всплыло имя Лика, тут же и Ун Топи… Не думать о них, не отвлекаться…

И вдруг он засмеялся, вскочил на ноги. Мысль все-таки выпрыгнула на поверхность сознания, и теперь он крепко держал ее. И как он только сразу не сообразил этого…

Он с трудом дождался, пока можно было направиться в Совет Отцов, и помчался к Отцу Гали Пуну.

Отец был сух и неприветлив, он долго молча смотрел на охотника, потом спросил:

— Что-нибудь удалось установить?

— Пока нет, господин Отец, но я вспомнил одну деталь охоты, которая, я уверен, объясняет многое.

— Что именно?

— Когда охота была уже закончена и пять живых оххров были на корабле, Ун Топи и Лик Карк вдруг сказали, что выйдут еще раз на охоту. Ровно через полчаса они вернулись с шестым оххром…

— Ну, и что же? Если уж везет, могло повезти и еще раз.

— Никак нет, господин Отец. Дело не в везении.

— А в чем же?

— Они знали, куда и зачем идут.

— То есть?

— Я уверен, что вся операция с шестым оххром заняла самое большее полчаса. Если посчитать, сколько времени ушло на то, чтобы они надели шлемы, вышли из корабля и вернулись обратно, на сами поиски останется буквально несколько минут. Другими словами, господин Отец, они не могли отойти от корабля далее нескольких сот шагов, а все пространство вокруг места посадки мы прошли не один раз.

— Вы хотите сказать…

— Совершенно верно, господин Отец, — перебил Гали Пуна охотник. Что будет, то будет. Церемонии потом. Либо мычать ему буллом, воняя разложившимися отбросами, либо… либо быть ему когда-нибудь… Отцом. — Ун Топи и Лик Карк знали, за чем выходят из корабля. Они знали, где лежит оххр. Вопрос заключается в том, как они могли это знать. Сначала я подумал, что они, может быть, не смогли захватить с собой всех найденных оххров. Но это предположение смехотворно. Во-первых, платформа может выдержать не менее десятка бесформенных, а во-вторых — и это самое главное, — они вначале вовсе не собирались снова выходить из корабля. Похоже, что они вдруг получили сведения о том, что около корабля, их ждет еще один оххр. Как вы думаете, господин Отец, от кого они могли получить такие сведения?

Вольно, вольно разговаривает охотник с Отцом, с неприязнью отметил Гали Пун, непочтительно. Но это потом, сейчас надо слушать, потому что в словах охотника угадывались вещи, о которых и подумать страшно, но еще страшнене думать о них.

— С вашего разрешения, я отвечу, господин Отец. Находясь в корабле, Лик Карк с Ун Топи могли узнать о появившемся новом оххре только от тех оххров, которые были уже на борту и которых, заметьте, нашли тоже они.

— А откуда вы знаете, что оххры могут передавать друг другу сведения на расстоянии?

— Я этого не знаю. Но я полагаю, господин Отец, что бесформенные, эти странные и непостижимые для нашего понимания существа вполне могут обладать и таким умением.

— Значит, вы хотите сказать, что оххры почему-то хотели попасть на Онир?