Юрий Иванович - Сумрачное дно

То есть все просыпались, когда кому вздумалось. А так как все у нас подобрались в компании деликатные и понятливые, то, видя непомерную усталость командира и его крепкий сон вместе с особой приближенной, догадывались, в чем дело, и каждый расползался по делам. Или торопился в Гнездо Озорных Купидонов. Занятие нашлось для каждого. Кто крепление грузов на арбах проверял, кто колесной смазки добавлял во втулки осей, кто готовить помогал или перебирать найденное вчера в башне имущество.

Так что проснулся в блаженстве. Не открывая глаз, ощутил теплое тело у себя под боком и понял, что жизнь удалась! А я чувствую себя преотлично. И где-то даже из глубины сознания стало подниматься этакое непроизвольное желание еще больше отсрочить выход к Пирамидке, отдохнуть здесь сутки, а то и двое, и самое главное – вволю понежиться в том самом гнездышке, которое оккупировали ну совсем озорные купидоны.

Да только совесть, как всегда, вмешалась и все испортила. Напомнила о бедном Лене, который наверняка где-то тыкается по углам или дымоходам, меня разыскивая. Как бы ему самому срочно моя помощь не потребовалась! Да и вашшуна не всесильна. И наивностью не обделена. Ее тоже, чувствует мое сердечко, выручать придется. А уж о приснившейся недавно Марии лучше вообще не вспоминать. И ее, и Веру с Катей точно надо спасать из лап зроаков!

Сразу тело резко выдохнуло и начало самопроизвольно подниматься, не слушая команды сознания «лежать!». Что-то проворчала Ксана, а я уже сидел, осматриваясь. Первой на мое пробуждение среагировала Франя:

– Ну, наконец-то наш командир изволил выспаться! Завтрак уже трижды разогревала! Садитесь кушать!

Хорошее приглашение, от которого я бы и мертвый не отказался.

Я ел и рассеянно смотрел по сторонам. Вот Ксана помчалась в кустики. Вот, хихикая и перешептываясь, встали двойняшки. Вот Степан вернулся со страшно довольным лицом из купальни и уже собрался было со мной заговорить, но, заметив возвращавшуюся подругу, резко направился к своим котомкам. А вот и Ольшин выстроил свои фляги, которые у него в хозяйстве предназначались для гнатара. В стороне валялись и несколько найденных здесь сосудов, в которых по запаху, как было вчера определено, тоже бултыхался ром. Вот Мастер и занялся с утра купажированием разных сортов, утверждая, что в сумме получится несколько емкостей с изумительным напитком.

Заметив мой интерес к его искусству, он протянул одну из фляг со словами:

– Попробуй. Не пожалеешь.

Спиться я не боялся, так что попробовал. Глоток. И тут же очень, ну очень пожалел! И больше никогда ему в таких вот вопросах верить не буду. От попавшей в рот мерзости меня настолько резко затошнило, что я даже наружу выскочить не успел. Где сидел, там и исторг свой последний глоток и часть только что съеденной каши. Еле-еле отдышался, удерживая в желудке все остальное и глядя на свои не столько побледневшие, сколько позеленевшие ладони. Наверное, и лицо было под стать смертельной зелени. После чего с полными слез глазами обратился к недоумевающему ветерану:

– Ты чего?! Отравить меня вздумал?!

Ольшин пожал плечами, демонстративно отпил из той же фляги и даже попытался обидеться:

– Ничего ты во вкусе настоящего гнатара не понимаешь! Это же амброзия! Напиток богов получился!

– Фигвам! – разозлился я. – Это натуральная «тошниловка» получилась! Капля этой гадости в харю любого тервеля, и он скручивается бубликом в предсмертных судорогах!

– А что такое бублик? – вот это его удивило.

Запамятовал я, что в этом мире подобная мелочь не производится. Пришлось на пальцах показывать, как он выглядит. А потом спешно заедать добавочной порцией мерзкий вкус во рту и преследующий меня неприятный запах. Наверное, именно по этой причине я страшно разнервничался, стал жалеть, что мы так поздно отправляемся в путь, и за короткое время успел заставить всех резко мобилизоваться. И мы уже через полчаса после инцидента с «тошниловкой» выступили дальше по маршруту.

И последний член нашей команды не отставал, стараясь не удаляться от меня дальше, чем на десять метров. Чувствовал Хрусть, кто в этом караване главный! Я придумал название для его вида: когуяр. Вроде и когтистый, и кот, и ягуар, и рычащий в одном флаконе.

А чтобы остальные не спорили, я со всем своим командирским авторитетом заявил:

– Примерно так это животное и называется в том месте, где я вырос.

Но некую часть авторитета из-за неприятия моим организмом адской смеси старого и нового гнатара я потерял несомненно. Поскольку в пути Ольшин только и делал, что распинался о своем умении купажировать. А чтобы ему поверили, давал каждому попробовать по глотку, а то и два. Женщины от этой гадости отказались сразу, только понюхав. Сурт Пнявый глотнул словно воду и лишь равнодушно повел бровями. Лузга и бывшие исполнители, когда пили, старались не кривиться и одобрительно кивали, наверное, чтобы уронить мой престиж. И только Ратибор да Емельян с Нежданом шумно хвалили напиток, чмокали, словно выпили сироп, и просили еще.

Комики! Очень мне напоминавшие моего друга Леонида Найдёнова.

Но обижаться на них не стал. Шутить в любом случае полезно! И опять приступил к своим экспериментам над хищниками и продолжил работу по усилению уже полученных умений. И результаты привели меня в отличное настроение.

Поэтому и шестичасовой путь с привалом на обед показался коротким. Еще и новый груан заполучил и беззаботно сунул его к трем уже имеющимся «своим».

В свою новую обитель под номером 600/3003 и под названием Пирамидка мы вселялись радостно, шумно и с энтузиазмом. Ее вид несколько отличался от того, что о ней говорилось. Это была не пирамида с вонзающейся в землю вершиной, а четырехугольная призма, нижний этаж которой имел в длину восемь метров, а верхний – все двадцать. И три круговых балкона на пятом, восьмом и четырнадцатом этажах.

Пирамидка оказалась весьма удобной, просторной, прекрасно приспособленной для обороны и вообще изумительной в плане повседневного быта. Три просторные кухни на разных этажах. Горячая и холодная вода. Канализация в санузлах с нормальными унитазами белого цвета, умывальниками и душем. Ванн не было. Видимо, строители в смету не вложились. А вот окна были. Начиная с восьмого этажа и выше довольно широкие и высокие проемы имелись практически в каждом помещении, а в некоторых и по два. Состояли окна из трех створок: средняя – неподвижная, а боковые открывались внутрь помещения. Там было какое-то очень прочное стекло, а может, и не стекло – я в данном аспекте был не подкован.

Единственный минус башни – кухонные плиты следовало топить дровами. Но тут уж ничего не поделаешь, такое было везде на каторге.