Василий Щепетнев - Первое дело Иеро

   - Сколько вас? - спросил Иеро.

   - Четверо, пер Иеро, - ответил стражник.

   И в самом деле, из тени вышли остальные.

   - Двое пойдут со мной, а двое останутся здесь.

   - Никак нельзя. У нас строгий приказ капитана.

   - Я отменяю этот приказ.

   - Что? Не слышу!

   - Я отменяю этот приказ, - повторил Иеро громче.

   - Ничего не слышу, пер Иеро, простите. Простыл давеча, и уши заложило, - стражник смотрел на Иеро без улыбки, твердо, но ясно было - притворяется. По уставу пограничной службы он не может не выполнить приказ священника поселения, вот и временно оглох. Бунт без бунта.

   Что делать? Оставить без помощи умирающего он не может. Но оставить женщин Хармсдоннера тоже нехорошо.

   - Вы идите, пер Иеро - на пороге показалась Абигайль. - Ничего с нами не случится.

   - Но... - он колебался. Конечно, дом крепкий, запросто не разобьешь, а женщины поселения немногим уступали мужчинам, если вообще в чем-то уступали.

   - Я могу остаться здесь, пока вы не вернетесь - нашел выход их положения почтенный Рэндольф.

   - Да? - Иеро посмотрел на церковного старосту. Меч у него хороший. Боевой меч. Да и сам почтенный Рэндольф производил впечатление человека осторожного, но не трусливого. Зазря на рожон не полезет, но биться будет насмерть.

   - К тому же у меня есть зовутка, - добавил почтенный Рэндольф, - и при первых признаках опасности я разбужу ее.

   Зовутка решила дело. Была зовутка грибом-паразитом, но грибом особым. Сама маленькая, с детский кулачок, но если ее разбить, дикий пронзительный вой поднимет мертвого на три мили в округе. Привозили ее с юга, где она росла на деревьях у границы Голубой Пустыни. Стоила недешево, но того стоила.

   - Заприте дверь на засов и ждите нашего возвращения.

   Иеро пошел, стражники держались рядом, все четверо. Двое слева, двое справа. Устерегут, никаких сомнений.

   Ночь тихая, покойная. Именно в такие ночи чаще всего и уходят измученные недугом люди. Есть ночи, когда вдруг двое, трое, а то и пятеро вместе страдают от почечной колики. Есть ночи, когда астма начинает душить поддавшихся ей людей. Есть ночи щемящего сердца, и есть ночи горлового кашля. В семинарии учили целительству, но старому Ларсу Мелдингу нужен не целитель - священник. Он уже пересек черту жизни - этой жизни, и только привычка удерживала душу в теле. Но всему приходит конец.

   Иеро нарочно настраивал себя на отвлеченный лад - чтобы не досадовать на стражей границы и их начальника, капитана Брасье. Ему человека готовить к встрече с Создателем, а он о земном печется. О пустяках. Ну, притворяются стражники глухими, так им на то команда дана капитаном. А капитан, понятно, беспокоится и о поселении, и о поселенцах. И о священнике, пере Иеро. Назойливо беспокоится, не без того, но от рвения, от чистого беспокойного сердца.

   Чем хорошо поселение - все рядом. Дюжина дюжин шагов, еще дюжина дюжин - и пришли.

   У входа в барак попался капитан.

   - Пер Иеро? Скорее, Ларс Мелдинг умирает.

   Иеро поспешил к страждущему. Стражники отстали, Брасье о чем-то стал говорить со старшим, говорить тихо - чтобы не будить спящих, да и чтобы Иеро не слышал. Видно, глухота у стражника прошла, служебный долг - отменный целитель.

   Купе, в котором лежал Ларс Мелдинг, освещала лучина, освещала скудно, но Иеро после темноты и лучине был рад. Не успел настроиться на ночной лад, больно коротка дорога.

   Ларс Мелдинг потянулся к священнику.

   - Лежите, лежите, добрый Ларс Мелдинг, - предупредил усилия рудокопа Иеро, но тот не слышал его слов.

   - Оборотень, - прохрипел Ларс Мелдинг, - проклятый обо... - усилие оказалось для него непомерным, он откинулся на спину и замолк.

   Мало времени, очень мало времени. Иеро едва успел отпустить грехи и прочитать полагающиеся молитвы, как рудокоп скончался. Ушел.

   Бедный Ларс Мелдинг. Видно, бредил перед смертью, что принял Иеро за оборотня. Или хотел что-то рассказать? Теперь он расскажет об этом слушателям иным.

   Иеро вздохнул и помолился за упокой души раба божьего Ларс Мелдинга. Потом начал читать Книгу Тита Иова, что еще он мог сделать для бедняги?

   Читал долго, верные две склянки.

   Затем собрался в обратный путь. Но прежде нужно высказать Брасье протест по поводу столь бесцеремонного обращения. Придется. Не должен Иеро позволить такого с собой обращения. Не себя высоко ставит - сан. Теперь-то можно не сдерживаться, а высказать капитану прямо и без обиняков. Что он о себе возомнил, капитан Брасье, если позволяет приставлять к священнику стражей?

   Но Брасье у входа в барак не было, не было и стражей. Решили, что он будет у Ларс Мелдинга долго, до самого рассвета? Или просто не хотели спорить и ругаться.

   Иеро огляделся. Только что негодовал на приставленную стражу, а без нее идти не хотелось. Одиноко, беззащитно, голо. А он-то серчал на капитана. Не судите опрометчиво, учит величайший Лек-Сий.

   Быть может, и в самом деле остаться? Лишних молитв не бывает, помолится за упокой раба божьего, почитает библию, просто посидит у ложа усопшего.

   Нет, нехорошо выйдет. У него в доме люди, негоже оставлять живых ради мертвых.

   Да и идти-то ничего. Два раза по дюжине дюжин шагов. Неужто не осилит?

   Иеро знал. что пойдет один, но знал, что ему этого очень не хочется.

   Тем человек и отличается от зверя, что делает не то, что хочется. Человек знает слово "надо".

   И он пошел. Правда, шаги теперь он делал коротенькие, осторожные, и вышло три раза по дюжине дюжин, да к чему считаться?

   Миновал церковь, вышел к садику, что перед домом.

   Все спокойно в столь поздний час. Затянутое тучами небо. Недвижный, дремотный воздух. Кажется, ветер тоже спит.

   Он пошел по садику - больше наугад, потому что - темно. Факел хладного огня нужен. Не забыть сказать на совете. В заброшенном руднике завести грибницу, через год, глядишь, и созреет.

   Нужная будка, как и положено, стояла в уголке самом укромном. Чего кричать-то о себе, и так всяк сыщет. Даже в темноте - у будки обыкновенно сажали звень-траву, и сама полезная для чистоты, и запах от нее здоровый. Не заплутаешь.

   Он вышел из нужной будки. Теперь до утра поспит вволю, в тепле и сладости.

   Иеро пошел к дому, последние две дюжины шажков.

   И едва не споткнулся - на траве лежал меч.

   Мечами не разбрасываются, тем более в садах священников. Воин, пока жив, с мечом не расстается. Значит...

   Иеро поднял его. Говорят, во всем мире нет двух одинаковых мечей. Хоть какой-нибудь черточкой, да разнятся. Насчет всего мира - здесь он не знаток. Но этот меч он, похоже, видел у почтенного Рэндольфа. Рукоять из рога лорса. Они, лорсы, их сами бросают, старые рога. Не пропадать же добру.