Юлия Зонис - Скользящий по лезвию

«Соки Мария Рейнольдс, я очень, очень тобой разочарована! — прогремела Ба своим командирским голосом, от которого в былые времена, наверное, приседали все бизоны в прерии. — Здесь такой переполох, а до тебя невозможно дозвониться. Твое поведение, молодая леди, переходит всякие границы!»

Тут картинка на экране дернулась, и откуда-то из-за спины бабушки донесся голос: «Ма!»

«Мама», — радостно осклабилась Соки.

«Так вот, хочу сообщить тебе, — невозмутимо продолжала Ба, — что военные совершенно распоясались. Из какого-то госпиталя сбежали животные…»

«Из института, Ма!»

«Неважно. Они требуют, чтобы мы собрали вещи, сели в их обшарпанный грузовик и покинули город. Через двадцать минут за нами придут солдаты Национальной Гвардии. Мы, конечно, подчинимся, хотя это возмутительное насилие и нарушение наших гражданских прав».

«Мама!»

Соки улыбнулась еще шире, потому что тут мать наконец-то вырвала у бабушки комм и прокричала:

«Соки, мы поедем к твоему дяде Генри в Атланту. Мы будем ждать тебя там. Папа тоже приедет к нам из Чикаго. Непременно возьми теплые вещи — возможно, придется провести там несколько месяцев. Целую, родная!»

На записи к экрану прижались мамины губы, и Соки тоже поцеловала комм, чувствуя себя полной дурочкой. Счастливой дурочкой. Значит, с ними все хорошо. Она съездит к дедушке — не сворачивать же с полдороги. Притом, черт знает, что сейчас у ковбоя на уме. Съездит и вернется к своим в Атланту. Ну и отлично. Пропустит один семестр. Даже здорово, что проблема Парня из Милуоки и Джима разрешилась сама собой.

Соки подняла голову. Пока она слушала сообщение, ковбой не отходил от окна, только поднял жалюзи. К стеклу прилип белый прямоугольник с каким-то рисунком. Девушка пригляделась и поняла, что это листовка, наклеенная с той стороны. Завернувшись в простыню и зябко переступая босыми ногами по вытоптанному ворсу ковра, Соки подошла к окну.

С листовки смотрел мальчишка лет шести, тощий, белобрысый и темноглазый. Соки вспомнила — его вчера показывали по тиви. Пропавший Томас Уиллис.

— Что там?.. — начала она, кивнув в сторону забитой машинами стоянки.

Какие-то люди передавали друг другу листовки. Один, в сером пиджаке, с шерифской звездой на груди, забрался в кузов грузового «Доджа» и орал в мегафон.

— Поисковая партия, — не оборачиваясь, ответил ковбой. — Ищут пацана. Будут проверять лес на той стороне шоссе.

Соки облегченно вздохнула. Значит, дорога пока свободна. Может, и не будет никакой паники, никаких бегущих толп? Ведь Ба говорила — уже вмешалась Национальная Гвардия, эвакуация под контролем.

— Можем ехать? — полувопросительно произнесла она.

Вчера Соки испугалась. Однако ковбой ничего ей не сделал — протянув руку, помог встать, а затем растянулся на кровати и почти сразу же захрапел. Наверное, Соки даже сбежать могла бы. Она и сделала три тихих шага к двери, но Ричард забормотал, заворочался во сне, полосатый свет со стоянки скользнул по его лицу — и показалось, что глаза ковбоя открыты. Соки на цыпочках метнулась в кровать.

Сегодня ей уже не было страшно. Днем вообще не страшно. Потом прямо за окном шериф и его люди. Наверное, Ричард прятался от них, хотя вряд ли местные, озабоченные поисками пропавшего мальчишки, будут вглядываться в чужака.

— Поедем? — повторила она.

Ковбой молча натянул несвежую рубашку, джинсы и, набросив на плечо куртку, шагнул к двери. Соки, путаясь в собственных джинсах и в рукавах свитера, побежала за ним.

Не успели они пройти и пяти шагов к «Форду», как к ним подлетел краснолицый толстяк и впихнул в руки Ричарду листовку. От толстяка несло потом и возбуждением. Соки, вытянувшись во весь свой невеликий рост, зарыскала взглядом по стоянке. «Форд» прочно застрял между «Доджем», с которого по-прежнему разорялся шериф, и старым белым «Линкольном». Вообще тут шагу негде было ступить. Пар от дыхания десятков людей завис в мутном утреннем воздухе, мешаясь с запахом табака и кофе. Кажется, к поискам основательно подготовились. Кто-то, не теряя времени, уже разложил на капоте автомобиля сэндвичи, кто-то прихлебывал из колпачка термоса.

Тем временем толстяк, вцепившись в пуговицу Ричарда, прокричал:

— Сейчас парни пойдут в лес. Нам надо разделиться и обшарить все от Уотсон-Крик до фермы Диггори…

Ковбой, стряхнув руку толстяка, поднял к глазам листовку. Соки подумала, что сейчас он сомнет бумажку, отшвырнет в сторону и пойдет вызволять машину, однако Ричард снова ее удивил. Он спросил:

— Где живет мальчишка?

Толстяк заморгал, выдохнул:

— Кленовая улица, дом четыре. Но там все еще вчера обыскали.

— Когда он пропал?

— Утром. Вчера утром. Окно в его спальне было открыто. Мать к завтраку позвала — а парня и след простыл.

Ковбой скривился так, словно ему вместо сахара предложили к кофе живую пиявку.

— Двадцать четыре часа? Или больше тридцати с тех пор, как он ушел? Так вы никого не найдете.

Толстяк, мотнув головой и взбрыкнув, как жеребец на скачках, ринулся к следующему скоплению людей.

— Разве мы не хотели ехать? — тихо спросила Соки.

Шериф, оторвавшись наконец от мегафона, развернул голоэкран с комма и водил пальцем по карте, очерчивая поисковые квадраты. Мужчины столпились вокруг него. Ричард, полуприкрыв глаза, повторил:

— Так они ничего не найдут.

Взгляд под веками у него был чисто волчий.

Соки в упор не понимала, зачем они, бросив машину у мотеля, бредут по этой улочке. Кленов на ней не было. Ни канадских, ни вообще никаких, зато в изобилии имелись вишневые деревья, выглядывающие из-за живых изгородей. Почему бы не назвать улицу Вишневой? Или, на худой конец, Шиповниковой?

Еще она не понимала, с какой стати Ричарду, убийце рыжих сук, крутому беглецу и опасному типу, понадобился мальчишка. На их конце Кливленд-стрит в южном районе Бостона дети пропадали нечасто, а вот в застройках — чуть ли не каждый день. Правда, находились тоже частенько, обычно обожравшиеся наркоты, или укравшие из машины тиви и навигатор, или просто смотавшиеся на региональный фестиваль хип-хопа — мертвые, но все равно живые. Сама Соки пропадала раз сто и девяносто девять раз находилась, вот только сейчас не нашлась. Правда, она уже не ребенок. И Кливленд-стрит в Южном Бостоне совсем не похожа на тихую, заросшую вишнями улочку с живыми изгородями из шиповника и выкрашенными белой известью заборами. Из-за заборов виднелись подъездные дорожки, лужайки с гномами и фонариками, с аккуратными ступенями, ведущими к застекленным дверям домов. У каждой калитки непременно торчал почтовый ящик, иногда тоже в форме домика, или замка с башенкой, или латунного сундучка — странная местная мода.