Павел Вежинов - Синие бабочки

– Но тогда они глубоко несчастны! – воскликнул Алек.

– Едва ли, – ответил робот. – Они спокойны и уравновешенны, поскольку ими движет стремление к определенной цели и уверенность, что они ее достигнут. Любое мыслящее существо, имеющее определенную цель в жизни, не может быть несчастным, Алек! Разве я, по-твоему, несчастен?

– Нет, конечно же, – пробормотал Алек. – Но тогда не понятно, что является стимулом для науки, для прогресса в этой цивилизации?

– Ты рассуждаешь совсем как земной человек, – ответил Дирак. – Наука может развиваться, даже если нет людей. Представь себе, что человеческий род внезапно вымер от какой-то неизвестной эпидемии. И на свете останутся только машины, созданные Багратионовым. Нет, наука не умрет! Мы будем продолжать развивать ее, пока не воспроизведем вас снова, хотя бы начать пришлось с обыкновенной амебы. В конце концов наука – это такая материя, которая, будучи однажды создана, начинает развиваться по своим собственным законам, иногда даже во вред людям. Но на Вар дело обстоит иначе. Здесь люди-гусеницы относятся к науке строго рационально. Время от времени они сознательно ограничивают развитие отдельных наук, особенно технических. Они делают все, чтобы сохранять, насколько возможно, почти спартанский образ жизни. Например, они никогда не производили оружия для самоистребления. Они открыли атомную энергию, но используют ее главным образом для создания тепла на планете. Теоретически они знакомы с термоядерной энергией, но не стремятся применять ее на практике. Они знакомы с тремя измерениями, а транспортные средства их ограничены до минимума и служат только для перевозок. Три века назад у них были космические корабли, с их помощью они изучили свою звездную систему Зита. Теперь они перестали совершать полеты, потому что считают это бессмысленным занятием. Но зато у них на очень высоком уровне медицина и отчасти биология. Например, они не знают смертного исхода при болезни или несчастном случае.

– А философия у них есть? – перебил Алек.

Дирак в затруднении молчал.

– Я встречал это понятие, – сказал он. – Но ни разу не встретил ни одного названия философского труда… Может быть, это есть у бабочек…

– Теперь кое-что проясняется, – сказал Алек. – По логике вещей, у этих гусениц, очевидно, нет искусства.

– Почти нет, если не считать архитектуры и некоторых элементов декоративной живописи. Искусство – достояние бабочек, у которых эмоциональная сторона жизни развита очень сильно и составляет основу их существования. Они считают эту фазу более высокой, а почему – им самим это не совсем ясно. Это фаза счастливого существования – время эмоций, красоты, любви и, в конечном счете, полового размножения.

– Значит, эмоциональную жизнь они связывают только с наличием полового чувства? – спросил изумленный Алек.

– В конечном счете так и получается, – ответил Дирак. – Но, может быть, я поспешил с заключением. Впрочем, ты знаешь, как тяжело переносят представители рода человеческого период увядания. Люди на Земле начинают тогда походить на гусениц, только без их надежды превратиться в бабочек.

– Верно, – кивнул Алек.

– Здесь же гусеницы избавлены от такой драмы, поскольку для них это естественное и временное состояние. Они живут надеждой, а надежда подчас значит больше всего на свете.

– И ты знаешь больше, чем полагается знать мыслящей машине, – пробормотал Алек. – Но интересно, куда же это приведет?

– Ты имеешь в виду чувства? – осторожно спросил Дирак.

– Возможно, – еще более осторожно ответил человек. – И кто же такой Лос?..

– Сейчас поймешь… У них имеются две фазы существования, строго ограниченные по времени. Первая фаза – фаза гусеницы – длится ровно сорок лет. Они могли бы увеличить или уменьшить этот срок, поскольку им давно известен код наследственности, но они считают его самым целесообразным по многим причинам. Точно к концу этого срока они превращаются в коконы, из которых через десять месяцев выпорхнут бабочки. Насколько я понял, каждая бабочка помнит о своей прошлой жизни и не является новой, вновь рожденной индивидуальностью. Гусеницы предоставили им самую красивую, с наиболее стабильным климатом часть континента – ту, возле экватора. Сами остались жить в более суровом климате океанского побережья. Здесь их города, заводы, вся их цивилизация. Бабочки живут, надо полагать, не занятые никаким трудом. Единственная их полезная деятельность – продолжение рода. Любовная жизнь не ограничена институтом брака. Видимо, чувства у них возникают стихийно и не обусловлены сроками. Единственная обязанность бабочек перед обществом – отложить яйца в отведенных местах, обо всем остальном заботятся гусеницы. Но за свою красивую жизнь они наказаны природой – живут очень мало, всего десять лет.

– Десять лет ничегонеделания – это совсем не мало! – усмехнулся Алек.

– Теперь вернемся к Лосу, – продолжал Дирак. – Ты сам понимаешь, что сорок лет – слишком короткий срок, чтобы поддерживать на нужном уровне столь сложную цивилизацию. Осуществляет эту трудную задачу Совет из двадцати старейшин, каждый из которых носит имя Лос. На языке Вар это значит «печальный». Совет печальных управляет всем обществом, единственная цель которого – достичь счастья путем перерождения.

– Чудесно! – пробормотал Алек.

– Но они едва ли так думают, – сказал Дирак. – В конце сорокового года каждый из тех, кто избран Лосом, искусственно сдерживает свое биологическое развитие. Лос не становится ни коконом, ни бабочкой. После десятимесячной летаргии он пробуждается снова гусеницей, принося себя в жертву обществу. У него нет своей личной цели, надежды на счастье. Они воплощают не только печаль, но и полную безнадежность. Единственный смысл их существования – обслуживать низшую фазу своего общества.

– Может быть, их жизнь и безнадежна, и печальна, но я им завидую, – тихо сказал человек.

Дирак не сразу ответил, но его пустые линзы как-то особенно пристально нацелились на человека.

– Сомневаюсь в твоей искренности, Алек, – сказал наконец он. – Казимир не будет зря утверждать, что не встречал такого жизнелюбивого человека, как ты.

– Это не имеет значения.

– Как это не имеет? Да ты ведь не откажешься от самой малой малости, Алек. Даже от матраца, даже от цыпленка.

– Вот именно поэтому! – воскликнул человек. – Должен тебе сказать, что я всегда сомневался в смысле тех высших цивилизаций, которые не могут дать ни мучеников, ни героев.

– Это же глупо, – сказал Дирак. – Ты вправду меня удивляешь.

– Может быть, и глупо, – пожал плечами человек. – Но я так это понимаю.