Василий Меркулов - Вечный морок

— Пожалуйста, молодой человек! — выдала ему продавщица заветную коробочку. Слуга рассчитался и пошёл прочь.

И страшная улыбка заиграла у него на устах.

Слуга лихорадочно вглядывался в комнату, где сидели гости. Его нет. Фоторепортёра нет!

Кинозвезда, его любовь, сидела между Александром и Крутым. Хозяин дома сидел рядом с Писателем и вёл с ним оживлённую беседу. Правда непонятно, о чём могли разговаривать два настолько разных человека.

Старушка одиноко смотрела в окно.

А Фоторепортёр запаздывал.

Слуга начал переживать. А вдруг он не явится? Тогда вся подготовка идёт насмарку! Если уж травить, то всех сразу, поодиночке не выйдет. Неужели всё…

И в этот момент раздался стук в двери.

— Эй, там ещё для меня чашечка чая осталась? — донёсся голос Фоторепортёра.

«— Осталась-осталась! — улыбаясь, подумал Слуга. — И тебе, и Александру, и Крутому, и Хозяину — всем хватит!»

— Вот что я люблю больше всего — так это ваш чай! — улыбнулся Фоторепортёр Хозяину дома, пригубив белую чашечку. — И это как всегда… Э, что это за гадость?

— Какая ещё гадость? — не понял Хозяин дома. — Ты так мой чай обзываешь? — он отхлебнул его сам. — Фу, и вправду какая-то отрава! Слуга, что ты там нахимичил?

— А как по мне так нормальный чай, — сказал Писатель. — Придираетесь просто.

Старушка согласно закивала головой.

Но у Слуги уже был ответ на этот вопрос.

— Я купил в магазине новый сорт чая! — сказал он. — Мне сказали, что он самый лучший!

— Во, поняли! — поднял палец вверх Хозяин дома. — Значит, так! Всем пить этот чай строго обязательно. Если вы меня, конечно, уважаете!

— Уважаем-уважаем! — воскликнул Фоторепортёр и принялся жадно глотать чай большими глотками.

К нему подключился и Александр. Вскоре чай уже пили все, кроме Крутого. Не для того он родился, чтобы пить такой напиток, как чай.

— Вот что я вам хочу сказать, — сказал Фоторепортёр, обращаясь к Хозяину дома. — Я тут подумал и…

Его взгляд внезапно остекленел. Руки вскочили к горлу. Он начал дико хрипеть и свалился на пол, бьясь в конвульсиях.

— Чего это он? — не понял Александр. — Приду…

И тут же его постигла та же участь.

Хозяин дома схватился за горло, забулькал и повалился на бок. Не произошло и нескольких минут, как все они были мертвы.

— Скорая! — воскликнула Кинозвезда. — Я звоню в скорую!

— Не надо в скорую! — сказал Крутой. — Она им уже не поможет. Звони уж сразу в полицию.

«— Вот чёрт! — подумал Слуга, стоящий в тени. — Он не пил чай! Он не пил чёртов чай!!!»

— А причём здесь полиция? — не понял Писатель.

— Я — не Шерлок Холмс! — сказал Крутой, поднимаясь с дивана. — Но здесь всё очевидно. Этих троих отравили. И к чашкам их всех доступ был лишь у одного человека. И этот человек — Слуга. Та-дам, убийца — дворецкий!

В этот самый момент Слуга зашёл к нему за спину и со всей силы ударил Крутого кочергой по голове. Тот обмяк и замертво свалился на пол.

Писатель, Кинозвезда и Старушка с ужасом смотрели на него.

— Ты любишь меня? — спросил Слуга у девушки.

— Что? — пролепетала она.

— Посмотри на них! — воодушевлённый Слуга указал на трупы. — Эти похотливые извращенцы, которым нужно было от тебя только одно, — они все мертвы! И никто, НИКТО, не мешает нашему счастью!

Так скажи же, ты любишь меня?

Кинозвезда поняла, о чём он. И сквозь собственный страх и ужас она прошептала:

— Нет!

Слуга опешил.

— Но как…

— Я сказала «Нет!». И всё. История окончена.

Слуга робко отошёл и присел на диван.

— Уходите. — сказал он. — Уходите все. Слышите? ВСЕ!!!

Писатель, Старушка и Кинозвезда мгновенно ретировались прочь.

Выход для Слуги был всего один. Он раскрыл куртку мёртвого Александра и вытащил из неё пистолет.

Ствол твёрдо упёрся в висок.

Одно движение пальцем — и всё кончено!

Писатель и Старушка мирно шли по дороге к дому пожилой дамы. Писатель вёл Старушку с неким нетерпением и с определёнными намерениями. Он имел виды на неё этим вечером. Да, есть ещё порох в пороховницах!

Она не ответит отказом, думал Писатель. Она просто не сможет этого сделать. Столько лет он свято любил её, её и только её. Она согласится. И хотя бы конец жизни они встретят вместе.

Старушка же, в свою очередь, ни о чём таком даже и не думала. Для неё это была простая дружеская прогулка, не более. Она даже и подумать не могла, что для Писателя эта прогулка — не что иное, как романтическое свидание.

Любовь зла.

Писатель со Старушкой подошли к дому пожилой леди.

— Ну вот мы и пришли! — сказала Старушка. — Спасибо вам, Писатель за ваше безграничное внимание. Не знаю даже, как вас и благодарить…

Писателя внутри просто разрывало на части от обуревавших его чувств. Он набрался смелости и выпалил:

— А может и знаете!

Старушка удивлённо вскинула брови.

— На что вы намекаете?

— На то самое! — Писатель игриво подмигнул ей. — Я имею ввиду… Ну, скажем так, чашечку кофе со всеми вытекающими последствиями!

Старушка изменилась в лице.

— Пошляк! — в сердцах воскликнула она. — Старый похотливый козёл! Я была гораздо лучшего мнения о вас, но после такого я… Я… Забудьте дорогу к моему дому раз и навсегда!

И, отвесив, Писателю мощнейшую оплеуху, Старушка разъярённо двинулась прочь.

Писатель впал в ярость. Ему на глаза попался одиноко лежащий кирпич.

Старик уже не контролировал себя. Одним резким движением он схватил кирпич, и ринулся вслед за Старушкой.

Хм, отказала она ему! Да как она смела? Отказать ему, после всех этих лет его любовных терзаний, просто взять и уйти, да ещё и дав пощёчину? Разрушить всё, что зрело в его сердце столько лет? Ей это так просто с рук не сойдёт!

В два прыжка Писатель нагнал Старушку. Один удар кирпичом по голове — и всё кончилось. Она не успела не то, чтобы вскрикнуть — даже обернуться.

Старушка обмякла и упала на землю.

С минуту Писатель стоял над телом. Что я натворил, крутилось у него в голове. О, Боже, что я натворил?!!

Писатель склонился над Старушкой. Та не подавала никаких признаков жизни. Она даже не дышала.

Старушка, любовь всей его жизни, была мертва. Ему захотелось взвыть на луну от боли и горя, но он сдержался.

Да, она мертва. Но я-то жив! И если я не хочу попасть за решётку, надо действовать!

Его разум заработал спокойно и трезво. Так, в первую очередь, свидетели. Писатель бегло оглянулся. Поблизости не было никого.