Грегори Бенфорд - Панорама времен

Гордон обошел ряды осциллоскопов и ящиков на колесиках, направляясь к тому месту, где Купер раскладывал ленты с кривыми самописца. Зеленые кривые настолько ярко и контрастно выделялись на фоне красных клеток, что бумажная лента казалась почти трехмерной.

— Видите, — короткие пальцы Купера водили по тем местам, где зеленая кривая образовывала пики и впадины, — вот здесь должен наблюдаться ядерный резонанс индия.

— Хороший, жирный пик — вот что мы должны были получить, — кивнул Гордон. — А получили какой-то хаос.

Кривая состояла из множества тонких вертикальных линий, прочерченных без какого-либо видимого порядка, в момент, когда перо самописца прыгало вверх и вниз поперек ленты под воздействием произвольных побуждающих импульсов.

— Мешанина какая-то, — сказал Купер.

— Да уж, — согласился Гордон, ощущая, как с этими словами из него будто выходит весь воздух. Он даже стал ниже ростом, ссутулился.

— А кроме того, я получил еще и такую кривую. — Купер разложил очередной кусок бумажной ленты, расчерченный зелеными линиями.

На сей раз наблюдалась какая-то смешанная картина. Справа очень четко проглядывал пик с гладкими, ничем не нарушенными краями, а в центре и слева — какая-то бессмыслица из отдельных штрихов.

— Черт, — пробормотал Гордон. На этом листе частота эмиссий в образце антимонида индия возрастала слева направо. — Этот шум стирает высокие частоты.

— Не всегда.

— Как понять?

— Я сделал еще один замер через несколько минут после этого.

Гордон внимательно рассматривал третий график выходных сигналов в прямоугольных координатах. На нем относительно четкий пик оказался слева, шумы же — справа.

— До меня что-то не доходит, — сказал он.

— До меня тоже.

— До сего времени мы получали плоскую устойчивую линию шумов.

— Пожалуй. — Купер смотрел на Гордона ничего не выражающим взглядом, предпочитая избавить себя от решения этой задачки: в конце концов профессор-то не он.

Гордон задумался, напряженно вглядываясь в кривые.

— Мы получаем пики, но только в течение какого-то периода времени.

— Именно так.

— Время, время… — бормотал Гордон. — Эй, послушайте. Перо проходит от одного края ленты до другого за тридцать секунд, правильно?

— Ну, мы можем это изменить, если вы сочтете нужным.

— Нет, нет, слушайте, — торопливо заговорил Гордон. — Предположим, шумы бывают не всегда. Вот на этом графике, — он схватил второй лист, — шумы возникали, когда самописец регистрировал низкие частоты. Через десять секунд они исчезли. А вот здесь, — он ткнул пальцем в третий график в прямоугольных координатах, — эта мешанина началась, когда самописец регистрировал полосу высоких частот. Шум возвратился.

— Но… — Купер наморщил лоб. — Я считал, что мы добиваемся устойчивого режима эксперимента и проводим его при этих условиях. Мы поддерживаем низкую температуру на постоянном уровне. Осциллоскопы, усилители и выпрямители находятся в разогретом состоянии в соответствии с заданным режимом. Они…

Гордон жестом велел ему замолчать.

— Мы ничего не сделали. Потратили недели, проверяя аппаратуру. Теперь известно, что она работает нормально. Нет, здесь что-то другое, я думаю.

— Но что?

— Какое-то вмешательство извне.

— Как это?

— Кто знает. — Гордон вымолвил эти слова, чувствуя прилив энергии. Он начал кругами ходить по лаборатории, ботинки скрипели при каждом его шаге. — То, что наблюдается здесь, — еще один источник сигнала, поступающего в антимонид индия. А может, антимонид индия принимает являющиеся функцией времени сигналы, поступающие откуда-то снаружи, от нелабораторного источника?

— Не понимаю.

— Черт подери, я тоже. Но что-то мешает детектированию ядерного резонанса. Мы должны выяснить это.

Купер пристально вглядывался в беспорядочно расположенные линии, раздумывая, что же нужно сделать для продолжения исследований.

— Как?

— Если мы не можем устранить шумы, давайте их изучать. Постараемся узнать, откуда они поступают. Возникают ли они в самом антимониде индия или проникают сюда из какой-либо другой лаборатории? Или это вообще что-то совершенно новое?

Купер медленно кивнул. Гордон быстро вырисовывал новые схемы на обратной стороне листа. Теперь он представлял, что можно сделать: отрегулировать здесь, установить новое оборудование там; кое-что одолжить у работающего по соседству Лакина; попробовать уговорить Феера расстаться на пару дней с анализатором спектра. Карандаш Гордона быстро бегал по бумаге; ему не мешали ни шум форвакуумных насосов, ни монотонный гул приборов. Казалось, идеи так и льются из него через край, ложась на бумагу, воплощаясь в схемы и эскизы, опережая мысли. Гордон чувствовал, что он — на пути решения загадки этих шумов. Здесь может появиться нечто совершенно новое, подобно тому, как из густых кустов выскакивает преследуемое животное. Но он собирался найти решение и не сомневался в успехе.

Грегори Маркхем ехал на велосипеде мимо чем-то пахнущих зданий ветеринарной академии, а затем свернул на подъездную дорожку Кавендишской лаборатории. Ему нравилось ощущение сырого воздуха, которое усиливалось, когда он лихо разворачивался, на определенной скорости смещая центр тяжести тела. Он задался целью найти ту минимальную кривую, которая вынесет его точно ко входу в лабораторию — чисто геодезическая задача для данной конкретной кривизны пространства. Еще один решительный рывок, и он спрыгнул у входа на вполне приличной скорости, а затем пробежал по инерции до ближайшей велосипедной стойки. Одернув свою ирландскую куртку, Маркхем начал подниматься, привычно шагая через две ступеньки, — из-за чего создавалось впечатление, что он вечно куда-то опаздывает. Рассеянно поправив очки на переносице, где они образовали красную вмятинку, он пальцами расправил бороду. Прекрасной формы, она начиналась от бакенбардов и сливалась с усами, но часто сбивалась, и ее приходилось поправлять. То же происходило и с шевелюрой. Сегодня после поездки на велосипеде он пыхтел больше обычного. Отсюда следовал вывод, что либо за последние дни он прибавил в весе, либо это возрастное и таится гораздо глубже. В свои пятьдесят два года Маркхем находился в относительно неплохой форме. Так как медицинские исследования однозначно указывали на четкую связь между физическими упражнениями и долголетием, он старался заниматься спортом.

Маркхем толкнул стеклянную дверь и вошел в лабораторию Ренфрю. Почти каждую неделю он приходил сюда, беспристрастно всматривался в аппаратуру и глубокомысленно кивал, но, честно говоря, мало чему научился за время этих визитов. Его интересовала теория, скрытая за этой путаницей коммуникаций и аппаратуры. Он осторожно проникал в царство делового шума, которым являлась лаборатория.