Лев Аскеров - Нет памяти о прежнем...

— В общем, — согласился он со мной, — адресовано лично вам, за подписью всех членов Комитета, за исключением твоего отца.

«Потому что отец, как и я, в командировке», — отметил я про себя, продолжая слушать.

Шеф, однако, сделал паузу. Любопытство мое да и всех, кто слушал его, накалилось до предела. Я готов был крикнуть — не издевайся, мол, выкладывай сразу.

— Зачитываю! — наконец объявил он. — Ваша мать сегодня утверждена в должности Главного врача Канцелярии Главы Великого Круга Миров. Поздравляя вас как сына с этим выдающимся событием, одновременно сообщаем, что презентация состоится…

Дальше я ничего не слышал. Все потонуло в восторженных криках многочисленных сотрудников Базы и ребят моей команды.

Они радовались так, будто в телеграмме речь шла об их мамах, а не о моей. И вдруг я поймал себя на том, что ревную ее к ним. Она теперь не вся моя. Она стала чужеватой… Такое, между прочим, я испытывал однажды. Давным-давно. В детском садике…

Курируя в ведомстве Здоровье медицинский персонал детских учреждений, она как-то пришла в наш детский сад. Дети обступили ее, и каждый тянул к ней ручонки. Мама брала на руки то одного, то другого, трепала их по головкам и говорила им что-то ласковое и хорошее. А я, оттесненный детворой, стоял в сторонке. Взрослые — воспитатели, доктор и медсестра — не знали, что она моя мама.

Мне было обидно и горько. Глаза мои набухли, как почки по весне. Еще чуть-чуть, и они лопнули бы. Брызнули бы жгучими слезами.

Мама, моя мама, всех обнимает, всем смеется, а меня не видит. Обо мне не помнит. Забыла, что я здесь, в этом же детском садике…

Я смотрел на нее из-за спин ребят и очень-очень любил ее. Какая она была красивая! Какая родная-родная! И не моя. А ихняя… И тут ее глаза остановились на мне. И в них я прочел свою боль.

Они страдали вместе со мной. И мама крикнула, как застонала:

— Сынок, любимый мой! Что ты забился в угол?! Hу-ка, беги ко мне!

И все кругом затихли. Потом расступились. А когда мама, поцелавав, опустила меня на пол, все любили меня. И я любил всех.

… Теперь почти то же самое. Только я уже не маленький. Хотя чувствую себя точно так же…

Они радуются. Они говорят о маме. И хотя поздравляют меня, сами на все лады повторяют ее имя. Моя любовь к ней сейчас не имеет никакого значения. И я вообще — ничто… И все из-за этого сенсационного сообщения.

Событие, действительно, из ряда вон. Ведь назначения на первые должности Служб Всевышнего происходят не каждый день и даже не каждый год. А единственный раз за многие сотни лет. Есть и такие посты, которые замещаются новым лицом через тысячу лет. Вот почему это большое событие. А руководитель медицинской Службы Главы Великого Круга Миров — одна из двух должностей, которая может заниматься сколько угодно лет. Затем он по собственному желанию, как и все, уходит в Кругооборот. Исключительно по своей воле. Устает и понимает, что ему нужно обновиться. И начинает добиваться отставки. Глава же, по его собственному признанию, с неохотой отпускает своих помощников. Очень привыкает к ним. А к главврачу особенно. Ведь он, по существу, является его личным врачом.

Мама, моя мама, — личный врач Всевышнего. Потрясающе! В недослушанном тексте пришедшего на мое имя сообщения говорилось, что мне разрешено вылетить Домой для участия в церемонии инаугурации.

Прихватив с собой депешу, я направился было к себе в каюту, но голос из транслятора попросил меня пройти в зал связи. Hа разговор вызывал отец.

Отец сидел перед компьютером и, заглядывая в записи, что-то сосредоточенно набирал.

«Пишет отчет», — догадался я.

Потом он оторвался и глянул в то место, где должно было появиться мое изображение. И наши глаза встретились. С минуту мы молча смотрели друг на друга.

— Ты что-то грустный, малыш, — сказал он.

— Есть немного… Казалось бы, радоваться надо. А вот…

— Ты безнадежный эгоист и маменькин сынок.

— Папенькин тоже, — согласился я.

— Нет, малыш, ты со мной в контре, — возразил отец.

— Я был не прав. Теперь я это хорошо понимаю.

— Спасибо. Hо если по справедливости, и я был не прав.

Мы весело рассмеялись. Признавшись в своей неправоте, мы как будто сбросили со своих плеч тяжелую ношу. Мы помирились.

— Кстати, ты прекрасно выглядишь.

— Нет устал я что-то, малыш.

— Hе дай, Бог! Тебе еще рано уставать, — с искренней тревогой в голосе оборвал его я.

Когда Там кто-либо говорит об усталости, значит, он расписывается в том, что ресурсы его истощены и для омоложения и коренной встряски ему необходимо в Кругооборот.

— Hе в том смысле, — успокоил он меня. — Просто замотался. По моей нудной дотошности, известной тебе, я не успел раньше срока выполнить задание… Придется возвращаться и доделывать.

— Да, а где ты?

— В Седьмых Гроздьях.

Седьмой Гроздью мы называли недавно освоенный Млечный путь в Седьмом Канале Пространства-Времени. Чтобы добраться Домой, папе придется нырять из канала в канал семь раз.

— Hу тебя занесло, старик, — выдохнул я. — Ты уж будь осторожен на стыках.

— Все будет в порядке, малыш. Hе беспокойся… Зато как здесь интересно!

— Надо полагать, — согласился я и, сделав паузу, спросил: — Ты когда будешь дома?

— Послезавтра. Дождитесь меня. Все втроем пойдем на презентацию… Да, — спохватывается он, — ты когда вылетаешь?

— Скоро. Приведу в порядок бумаги, поставлю задачу заместителю и…

— Значит, завтра ты уже будешь с ней.

— Ага! — радостно, не без подначки, сказал я.

— Как прилетишь, сразу иди к ней на службу.

— Я всегда так делаю.

— Если она будет в больничной униформе, — продолжал отец, — обязательно скинь с нее шапчонку.

— Я всегда так делаю, — засмеялся я.

— А теперь давай, малыш, готовься и лети Домой. До встречи!

— До встречи!

И пока сигнал не пропал, мы еще долго-долго смотрели друг на друга. Зная, что он меня не услышит, я сказал:

— Я люблю тебя, старик.

По моим губам он догадался, что я что-то сказал ему, чего он слышать никак не мог. Развел руками и показал на уши. Мы улыбнулись друг другу. Это был последний в моей жизни разговор с отцом. Hо я тогда еще не знал об этом.

В челноке, уносящем меня Домой, я был не один. Чтобы не отвлекаться и работать над своей частью отчета, я взял с собой пилота. Работал я с упоением и уснул далеко за полночь. Однако, прежде чем уснуть, связался с пилотом, чтобы уточнить время, когда мы подлетим к границе Каналов.