Анна Фенх - Ружья еретиков

Рейхар вздохнул:

– Неужели вы думаете, что кто-то сможет ее удержать?

Грум, как глава победившей в дискуссии о войне с Церковью группы, уже вовсю рассуждал о будущем штурме, без обсуждений принимая на себя командование отрядом:

– Ромуру уже допросили, и раз монахи заявились к Тшевам в дом, значит, он рассказал уже и о сестре, и о книгах, и о нас…

– И зачем вы идете за тем, кто выдал нас Инквизиции? – повысил голос господин Хет.

– Затем, что это рассказал бы любой, кого арестовали Псы, – пробасил Грум. – Даже вы, уважаемый Хет.

– Под пытками – да, рассказал бы за милую душу, – не стал спорить ученый. – Но не в первые же минуты допроса.

– Откуда вы знаете, что его не пытали? – Улиа готова была накинуться на Хета и удавить старика голыми руками.

– Оттуда, девочка моя, что у Инквизиции есть протокол, которого церковники неукоснительно придерживаются, – просто сказал старик. – Но я уже вижу… Нет смысла в моих речах, ибо нет ушей, способных услышать. И я умолкаю.

– Да уж сделайте одолжение, – едко сказал Оспа. – Грум, говори.

– Лучше всего штурмовать, перед тем как сменится охрана… Но еще лучше, если планировать атаку будет Руис. Он ведь воевал…

– Грабил, – нарушил обещание и громко поправил Грума господин Хет, но на него никто не обратил внимания.

– …ему лучше знать, как нужно нападать. Мы должны верить ему! Все ему верят! Наш брат, наш Ромура – он ему верил!

– Ну и где теперь Ромура? – спросил Виль столь тихо, что услышал его только Рейхар.

Так Ромура постепенно делался мучеником, почти святым в этой небольшой еретической общине. Уже никто и не думал, чем был Тшев на самом деле, он, сдавшийся монахам без сопротивления, становился символом борьбы и свободы. Рейхар наблюдал за толпой и думал, что они, пожалуй, ничем не отличаются от истинно верующих, которых сами же то жалеют, то презирают.

Символом Церкви был Мир: круг, изображающий Мировой Свет, и расположенный под ним полукруг, изображающий Мировую Чашу. Круг и полукруг увенчивали верхушки церквей, были нарисованы на воротах монастырей, вырезаны на дверях и окнах домов. Символ был вышит монахинями из женских монастырей на рясах священнослужителей, символ гравировался на доспехах воинов. И именно в символ Мирового Света складывался кулак горожан, прижатый к груди, это был принятый церковный жест, и охранный – «Свет в сердце». Но была у этого символа и атакующая форма. Особенный удар монахов-псов наносился этим священным сжатым кулаком в позвоночник жертве. При этом монах фанатично кричал о боге, а его жертва кричала от боли. Позвоночник ломался, еретик был обез-движен ниже пояса и теперь не мог убежать от очищающего гнева Церкви.

Церковь гневалась на еретиков, этих диких тварей, за их непочтительность к Господу, ведь он, согласно догмату, держал в правой руке Мировой Свет, это по внутренней стороне его ладони, сложенной чашей, и бродим мы, смерт- ные слабые люди. Неблагодарность еретиков грозила вечной мукой им же самим: после смерти душа благочестивого человека отправлялась в Мировой Свет, а душа еретика застывала навечно во Тьме – окружающей божью ладонь бескрайней тверди, – как муха в янтаре. Церковь, объединительница земель, отрада уставшего духа, надежда отчаявшегося духа, защита слабого духа, считала своим долгом оградить от этой душевой чумы невинных детей и благочестивых подданных Его Королевского Величества. Таким образом, в жертву следовало приносить всех, в чьих душах были посеяны семена ереси. Раскаявшихся еретиков перед сожжением удавливали – это и была отрада уставшего духа и проявление великодушия.

Ромуре грозила теперь именно такая, легкая, казнь, ведь он в присутствии свидетелей- священников, как полагалось по протоколу, рассказал инквизитору о книгах. Теперь за книгами и теми, кто их хранит, начнется Охота, и Рейхару странно было слышать, как те, кого будут выслеживать Псы, собираются сами прийти в песью конуру. Повезло еще, что это столица, крупный город и здесь есть тюрьма – не будь ее, арестованных отвозили бы в монастырь Ордена Псов Господних, а для его штурма потребовалась бы целая армия. Но разве Рейхар не один из них, этих измученных, отчаявшихся людей? Он пойдет в атаку, как все, а если выживет – начнет поднимать бунты в других городах, как все…

Когда собрание закончилось, Рейхар с трудом нашел дорогу домой – еще никогда он не возвращался из «Тыквы» так поздно. Он долго шел по кривым улочкам, дважды вступил в лужу, поскользнулся на каких-то помоях и едва не упал. Он никогда не опасался, что дома его схватят Псы.

До Зоны 15 Чейз только дважды бывал в подобных ей сверхсекретных научно-исследовательских комплек- сах. На поверхности они выглядели как приземистые склады, по территории сновали хмурые военные и имитировали бдительность. Но в отличие от Зоны 15 в тех комплексах за Чейзом всегда топал двухметровый солдат, который держал автомат, как держат долгожданного первенца. Здесь все было не так: здесь сам Чейз топал за стремительно шагающей капитаном Сой Эштаву, которая, как оказалось, была всего лишь «кабинетным солдатом», чином в администрации комплекса. Эштаву сопровождала Чейза к входу в научный комплекс, по пути рассказывая о Зоне:

– Зона 15 построена не слишком давно, но мощности ее вполне освоены. Работы у нас ведутся по двум направлениям, вас касается только направление «Луч». В вашем распоряжении лаборатории, тестовые камеры, в общем, все, что только может понадобиться для исследования. Кабинет, где вы проходили ментоскопию, располагается в секторе М, медицинском. Жилые помещения для Группы А в секторе У-1. Если понадобится связаться со мной – позвоните в административный сектор, нас соединят: за Группу А отвечаю я.

– А это что? – лейтенант Китт указал на ярко-желтые ящики, висящие на стенах через определенные промежутки.

– Акваланги, – коротко ответила капитан Эштаву, но все же соизволила пояснить: – Комплекс расположен под озером, вы видели, должно быть, ГЭС.

– Думаете, в случае чего акваланги нас спасут? – поинтересовался Чейз.

– Ни в коем случае. «В случае чего», как вы выразились, всем нам необходимо погибнуть, чтобы материалы нашей работы не достались врагу, – на миг Чейзу почудилось, что в жестком голосе капитана Эштаву должен быть сарказм, и Чейз уже приготовился рассмеяться шутке, но вовремя осекся.

Эштаву была предельно серьезна и предельно убеждена в высшей правоте и смысле своей геройской смерти.

– Рабочих эти ящики и акваланги успокаивают, – сказала она. – Это вход в ваш сектор Н, научный, дальше вас проводят. Я вынуждена вас покинуть.