Павел Амнуэль - Имя твоё...

Он видел сверху серый коридор во всю его длину – и этих людей видел тоже, но не обычным зрением, Бородулин понимал, что у него больше нет глаз, и наблюдение его имеет духовный, а не физический характер. Он видел только потому, что ощущал движение неосознанных мыслей – будто вода обтекает лежащий на дне протоки камень и создает завихрения, проявляющие невидимые контуры.

«Все, – подумал он, – я сделал это для вас. Что сделаете вы для меня?»

Он не знал, могли ли видеть его мужчина и женщина, державшие друг друга за руки и смотревшие не вокруг, а только в себя. Вероятно, они все-таки ощутили какое-то движение то ли в жарком неподвижном воздухе, то ли в пространстве, от воздуха отделенном отсутствием какой бы то ни было материальности.

Мужчина поднял голову, посмотрел Бородулину в глаза (так ему показалось, так ему хотелось видеть, так он понял это легкое движение) и сказал коротко:

– Спасибо.

Женщина тоже произнесла, глядя лишь в глаза своего спутника:

– Спасибо.

И лишь после этого, будто отпущенный на волю из стен тюрьмы, Бородулин ощутил настоящую свободу – свободу думать обо всем, быть везде и знать такое, во что прежде мог лишь верить или не верить.

Серые стены исчезли. Земля исчезла. Исчез тихий звон, звучавший откуда-то и когда-то. Только теперь, когда звон исчез, он подумал, что звуки ему мешали. Теперь, когда настала тишина, он сможет, наконец, быть собой.

Он стал собой и обнаружил, что сидит за столиком в маленьком кафе, а напротив улыбается ему Вера, женщина, которую он потерял много лет назад, она ушла от него после размолвки, сказала «не ищи меня», и он не искал. То есть, искал, конечно, но прошло столько времени, след затерялся, а теперь Вера улыбалась ему из-за столика, и они опять были вместе, об этом говорила Верина улыбка. Он протянул к ней руки ладонями вверх, а она протянула свои, пальцы соединились, между ними будто проскочила искра, и все исчезло, потому что кафе было воспоминанием, и образ Веры был воспоминанием тоже, но счастье осталось, ему больше не нужны были зрительные образы, даже более того – зрение обманывало всегда, а мысль говорила правду. Почему он прежде больше доверял зрению, чем интуиции?

«Мир изменился, – подумал он. – Новый век. Новый…»

Слова поникли.

Врач в реанимационном отделении отключил аппаратуру, обернулся к коллегам и сказал:

– Все.

– Я позвала Антона, – сказала женщина-врач, отнесясь к смерти странного пациента деловито, как к нерешенной проблеме. – Это физик-криогенщик, он будет здесь через полчаса.

– Если тело сохранит минусовую температуру, – пробормотал кто-то из врачей.

– А с чего бы ему нагреваться, – пожал плечами врач, отключивший мертвого Бородулина от аппарата «искусственное сердце». – Труп он и есть труп.

Мы шли навстречу друг другу. Я держал тебя за руку, а я держала за руку тебя. Мы – другие – двигались нам навстречу, в спины им светило заходившее солнце, и мы – другие – казались тенями. Мы – другие – и были тенями, мы – другие – были темными сторонами нашей натуры, мне – и мне тоже – не хотелось соединяться с ними, а теперь и не нужно было, потому что холодный Валера, клон, стоявший на тропе между нами и тенями, повернулся к нам своим мертвым лицом, улыбнулся своими мертвыми губами и сказал странным голосом, зазвучавшим не в воздухе, а в чем-то, что вообще не принадлежало нашему миру, но не было ни сознанием, ни мыслью – ничем.

– Все, – произнес Валера, – я сделал для вас, что мог. Что сделаете вы для меня?

– Спасибо, – сказал я.

– Спасибо, – сказала я.

Валера закрыл глаза, повернулся к нам спиной и пошел, покачиваясь. Поравнявшись с нашими тенями, он прошел сквозь них, и я почему-то понял, что в этот момент землю покинула чья-то душа – не наша, не Валерина, чья-то еще, будто птица вспорхнула и исчезла, а я даже не успел ее рассмотреть.

Пройдя сквозь тени, Валера стал тенью сам – когда мы подошли, он лежал на сухой земле лицом вниз, саван прикрыл его, пальцы сжались в кулаки, тело казалось теплым, от него уже не исходил мороз – это было просто тело умершего человека, неизвестно как и почему оказавшегося на заброшенной тропе, такой же не нужной, как жизнь, лишенная смысла.

Я остановился над телом Валеры, я встала рядом с тобой и оглянулась, – мне (и мне тоже) показалось, что мы сами не отбрасываем теней и значит, с нами тоже случилась метаморфоза, но все оказалось в порядке, и я наклонился, перевернул Валеру на спину, грудь его раскрылась, впалая грудь с редкими волосками, неужели ты так долго могла прижиматься к этой груди, не говори так, тогда он был живым и был мне нужен, а сейчас – смотри, ты видишь рану? Нет, не вижу, и я не вижу тоже, раны нет, он просто ушел от нас, да, но ему помогли уйти – кто? Тот следователь, его фамилия Бородулин, он увел от нас Валеру.

Мир изменился, когда Ева и Адам вкусили плод от древа познания. И в новом мире возникла любовь.

Мир изменился вторично, когда Орфей спустился в Аид за своей Эвридикой.

Теперь мир изменился в третий раз с начала времен. И мы можем, наконец…

Что?

Стать собой.

1999, 2008