Геннадий Тищенко - Операция «Гильгамеш»

— Все, баста! — не выдержал Легат. — Не могу больше это слышать!..

— Спасибо, Олежка, — сказал Брижинский. — Иди к своей Леночке. Она тебя, наверное, заждалась. Хотя погоди. Может быть, у дяди вопросы есть?

— Телка-то хоть стоящая? — спросил Легат Брижинского. — Я имею в виду эту… его Леночку…

— Ей пятнадцать лет, а выглядит на все восемнадцать. Это клон Елены Мефодьевны.

— Жены Карловича?! — не поверил Легат.

— Именно… Красивая, кстати… И до безумия любит заниматься сексом. Приходиться даже ограничивать. Ведь всё полезно в меру…

— А кто у нас на сегодня? — Легат взял из рук Брижинского пачку фотографий. На них были запечатлены обнаженные девушки. — Кстати, которая из них Леночка?

— Вот… — Брижинский выбрал пару снимков и протянул Легату.

— Неужели у меня был подобный вкус? — Легат брезгливо швырнул фотографии на стол.

— Я же говорю: они руководствуются базовыми животными инстинктами. И это, по большому счету, замечательно, — Брижинский довольно потёр руки. — Если так дальше пойдет — никакая экспертиза нам не страшна. Ведь у нашего Олежки работают лишь голые инстинкты. Практически, — это животное, с внешностью человека, умеющее немного говорить. Правда, любая собака больше бы сказала, если бы умела…

— Бедный Олежка, — Легат обошел стоящего перед ним парня. — За всё приходится платить…

— Да… хорош, красавчик… — Брижинский подергал Олега Первого за щеку и хлопнул по заднице.

Легат недовольно поморщился. Какой-никакой, хоть и доведенный до полной дебильности, но это был, можно сказать, его сын. Потому и коробила криминального босса фамильярность, с которой биолог обращался с его молодым донором.

— А Милку покажь, — сказал Легат, чтобы замять неприятные мысли.

— Прошу! — Брижинский протянул Легату несколько фотографий обнажённой девушки, отснятой в весьма раскованных позах.

— А она — ничего… — проговорил Легат, внимательно разглядывая снимки. — Не понимаю, почему этот оболтус предпочёл ту корову?

— Вообще-то, обычно с годами у мужиков проявляется склонность к пышным формам, — вкрадчиво сказал Тима. — Ведь вы у нас — не совсем типичный мужчина. Эстет, можно сказать…

— Ладно, кончай мозг пудрить, давай эту Милку. Сколько ей натикало?

— Пятнадцать… Мы этот дубль тоже по ускоренной методе выращивали. Еще до донора Аллы Кононенко…

— А чей она донор?

— Это конфиденциальная информация…

— От меня здесь нет секретов, — строго напомнил Легат. — Понял, или ещё раз объяснить?

— Понял… — Брижинский потупил взор, словно школьник. — Она клон Пыловой…

— Что еще за Пылова?

— Фаворитка Карловича. Он для нее два дубля заказал…

— Ага, значит у нас с Карловичем сходные вкусы… — Легат усмехнулся. — А сколько его любовнице? Я имею в виду оригинал.

— Тридцать пять… Но в последнее время для любовных утех Карлович чаще предпочитает её доноров… Кстати, у нас есть и донор Елены Мефодьевны, его супруги. Ей четырнадцать лет. Так сказать, «Леночка — дубль второй»… Выглядит лет на семнадцать…

— Семнадцать говоришь?.. — Легат задумался. — Трахается?

— Пару недель назад девственность потеряла…

— С кем?

— С младшим донором Карловича. Ему пятнадцать, но выглядит настоящим женихом. Мы его зовем Василием Третьим.

— И у них тоже любовь?

— Мы стараемся, чтобы никто ни на ком особо не зацикливался. Тем более, что Карлович все чаще на сердце жалуется. А у его второго донора, у Василия Второго, сердчишко пошаливает. Так что придется скорее всего у Третьего Васи изымать. Мы с ним уже кое-какие мероприятия проводим. Профилактические, так сказать…

— А почему не у Васи Первого?

— Его из-за печени Карловича пришлось забить. Ещё в прошлом году. Заодно и селезенку старому хрычу заменили.

— Живодеры… — с непонятной интонацией сказал Легат. — Ладно. Давай сюда обоих Милок…

— А Милка всего одна осталась… Старшую на желудок пустили. У Пыловой рак тогда вроде бы обнаружили. Ну, и пришлось забить девчонку… Пылова очень торопила, боялась, что метастазы пойдут. А потом выяснилось, что диагноз ошибочный: опухоль оказалась доброкачественной!

— А девчонку, значит убили? — Легат вновь взял фотографии Милки и некоторое время внимательно рассматривал их.

— Хороша? — спросил Брижинский, заглянув через плечо Легата.

— А снимки той, убитой сохранились?

— Так она внешне, мало отличалась от младшей! У них всего год разницы был.

— Ну, и терминология… — недовольно проворчал Легат. — Забили…

— Понимаю… — Брижинский виновато потупился. — Просто так легче. Если их за полноценных людей считать, кошмары по ночам замучают. «И мальчики кровавые», так сказать… Кстати, у Евгения Львовича, психолога нашего, идея появилась. Он предлагает отрезать у младенцев языки. Чтобы речь вообще не развивалась. Тогда, уровень интеллекта еще понизится…

— Ладно, пойду я… — Легат тяжело поднялся из кресла и, стараясь не смотреть на своего донора, направился к двери.

— А девочек не надо? — растерялся Брижинский.

— Не надо… — Легат, не оборачиваясь, вышел.

— Можно я к Леночке пойду? — жалобно попросился Олег Первый.

— Иди, Олежка, — Брижинский тяжело вздохнул. — И старайся не попадаться мне на глаза. Понял?

— Понял!.. — Олежка счастливо заулыбался и довольный выскочил в сад, где его поджидали простые подвижные игры, вкусная еда, а главное — столько друзей и подруг. И еще много-много самого безоблачного счастья, о котором любому смертному можно было только мечтать…

Брижинский готовился к операции, когда к нему в кабинет явились Никита с Федей, держащим в неуклюжих обезьяньих руках автомат. За ними въехал огромный агрегат жизнеобеспечения с головой Аркадия Петровича.

— Все отменяется, — заявил Никита, вытаскивая из кармана «Макаров». — Располагайтесь удобнее, Аркадий Петрович. А ты, Федя, обожди в коридоре. Можешь пока с девочками поиграть. Во второй палате две с насморком лежат…

Когда вооруженный автоматом обезьяночеловек исчез за дверью, Аркадий Петрович откашливался, что-то не совсем ладилось в месте стыка его трахеи с искусственными легкими.

— Операция отменяется, — повторил Никита, когда дверь за Федей захлопнулась. — И вообще прикрывается наша лавочка. Отныне наши пациенты будут содержаться наравне с их донорами, а Клиника становится психушкой…

— Ты соображаешь, что говоришь?! — дрожащим голосом спросил Брижинский. — Если до Легата дойдет…