Юрий Никитин - Проходящий сквозь стены

Вероника с жадным интересом рассматривала диски, открывала и под углом проверяла отражением света, вдруг поинтересовалась:

– А ты уверена, что там именно эти фильмы?

Они уставились друг на друг, потом Лина ответила, медленно бледнея:

– Не знаю…

Я смотрел, как они убежали в кабинет, мысленно поблагодарил Марту, что не выдала.

Сегодня Вероника подбежала к Лине, с ходу обняла, звучно расцеловала, осмотрела блестящими от любопытства глазами.

– Ну что, как дела?

– Хорошо, – ответила Лина.

Вероника огляделась по сторонам, спросила жарким шепотом:

– Ну ты знаешь, о чем я! Этот твой таинственный вздыхатель не появился?

Лина покачала головой:

– Нет.

– Жаль, – сказала Вероника с искренним сожалением, всмотрелась в Лину, воскликнула: – А почему такая бледная?

Лина зябко вздрогнула.

– Знаешь, я боюсь что-то желать… вслух. Как будто некто меня слышит постоянно. Я вот пожелала выигрыш в лотерее – на другой день получила. Пожелала попасть в театр на премьеру «Запорожец за Дунаем» – оплаченный билет принесли со срочной доставкой в тот же день. А два дня тому так вовсе… Надо же было брякнуть в разговоре с мамой, что вообще-то, если бы позволили средства, я бы установила в уголке своей комнаты велотренажер. Он компактный, места не занимает…

Она замолчала, Вероника завизжала, ухватила ее и затормошила:

– Ну?.. Ну?.. Ну?..

– Через три часа звонок в дверь, – ответила Лина чужим голосом. – Двое грузчиков с большим ящиком! И аккуратный такой из себя дядька в костюме от… не знаю, но в хорошем костюме. Тренажер привезли, просят расписаться в получении. Вот здесь и здесь, указывают пальцем, авторучку суют! Я начала объяснять, что ничего не заказывала, папа и мама тоже вышли, объясняют, что нам такое даже не по средствам, по накладной – в ящике самый дорогой и навороченный, да плюс экспресс-доставка – это же какие деньги! Но те твердят, что все уже оплачено, принимайте.

– И что ты?

– Отказалась, – ответила Лина угасшим голосом. – А они не стали увозить товар обратно. Ущерб, видите ли, репутации и старинной фирме, которая насчитывает уже сто двадцать лет! То ли фирме сто двадцать, то ли репутации. Так и оставили на лестничной площадке.

Вероника с горящими глазами невольно вздохнула.

– Ну и дура. Надо было брать.

– Это не мое, – отрезала Лина. – А чужое не возьму.

– Ну какое же это чужое? Если твой адрес, на твое имя?

– Я не заказывала, – сказала Лина еще строже. – Я не оплачивала. А если кто-то оплатил… то я не знаю, чем придется расплачиваться с ним!

Вероника вздохнула, глаза померкли, плечи опустились.

– Ты права, – сказала она уже тише. – Кто знает, сейчас извращенец на извращенце и таким же извращенцем погоняет… Добро бы просто трахал, а то захочет чего-то особенного. Сколько есть фильмов, где эти мужики, увлекшись, на самом деле душат, режут, убивают… Бр-р-р-р!.. Вдруг такой же маньяк тебе подарки делает?

Я скрипел зубами, я же ангел-телохранитель, что из меня маньяка лепить, а Лина сказала раздраженно:

– Двое суток этот ящик стоял на лестничной площадке!

– Ух ты, – сказала Вероника, загораясь снова. – Так вы его все-таки затащили?

Я поморщился, а Лина помотала головой.

– Сегодня ночью кто-то спер. Надеюсь, этот благодетель не думает, что я кручу педали на его велосипеде.

Не думаю, не думаю, заверил я молча. Знаю, что тебя ничем не подкупить, ни на какой козе не подъехать, и вообще ты и Царевна-недотрога, и царевна Несмеяна, и Снежная королева, и все-все, что только есть на свете для поклонения, для любования, для сердечного щема и бессонных ночей.

– И вообще, – сказала Лина невесело, – отныне не принимаю никаких выигрышных билетов, никаких подарков. Даже от тебя не возьму.

Вероника сказала обидчиво:

– А от меня почему?

– А вдруг и тебя подкупил? Тебя подкупить легко, сказать только, что для моего же блага! Ты такая, для друзей всегда готова помогать всячески…

Вероника что-то говорила, уговаривала, потом они обнялись и всплакнули, а я по стене поднялся наверх, вышел на крышу и сел на краю так, что ноги свесились над улицей. Далеко-далеко внизу крохотные люди, игрушечные автомобили, а мне стоит только чуть наклониться вперед…

Ну и что я получил со всем своим всемогуществом? А как начинал, когда был совсем слабеньким и едва-едва двигался в стенах, какие планы строил! И кем стал… А ведь когда-то дрался хотя бы за чистоту дома, робингудствовал на ночных улицах, спас дочку олигарха, изо все сил помогал «хорошим людям» и как мог наказывал «злых».

И что теперь? Жру и пью в три горла, вот уже брюхо, на боках жирные складки, морда толстая. Никакие пачки баксов не помогут, если сам не станешь жрать меньше, а двигаться больше. Ишь, все и так на дом приносят, а девочек привозят!.. Скотина. Уже и забыл, что дар можно использовать не только для себя, но и для других.

А в самом деле, кто я? Вроде того дебила в Америке, который выиграл сто пятьдесят миллионов в лотерею. Но как был дебилом, так им и остался. Только богатым дебилом. А кем стал я?

Сколько в одной только Москве преступлений ежечасно, а я доволен, что набиваю брюхо? А сколько гнусностей в мире, которые я мог бы предотвратить? Или хотя бы наказать за свершенные, чтобы зло не плодилось от безнаказанности?

Даже Роберт, на что уж дурак и бабник, и тот сказал Галочке, что я тупарь, не смогу воспользоваться удачей, даже если та рухнет ко мне прямо в мешок. А ведь в самом деле… Могу колоссально много, а что делал? Сперва хотя бы в своем доме воевал, порядок наводил, всякую мелкую гнусь приструнивал…

Взгляд мой упал на туфли от Катаньи, носки от Берлускони, пальцы скользнули по безупречной ткани костюма. Дурак, ворона в павлиньих перьях… Горд, что в карманах карточки Web-money, e-pay, кредитки, а как вершина хвастовства – тугой бумажник со стодолларовыми купюрами…

Кто-то меняет электропроигрыватель на электровыигрыватель, кто-то дорогого друга на более дешевого с доплатой, а кто вообще хорошего лектора на хорошее пиво, а я так вовсе сменял разумное, доброе, вечное на надежное, выгодное, удобное.

И еще какое-то время этим гордился, дурак набитый.

Надо уходить из ее жизни, уходить тихо, по-английски. Не дожидаясь, пока пошлют по-русски. Счастье было так возможно, и так возможно, и вот так возможно, но я все просрал, не сумел при всех своих супервозможностях, подсматривающих и подслушивающих устройствах, тотальном шпионаже.

Значит, как говорил Андрей, что-то я недопонял. И, достигнув цели, вдруг сообразил, что промахнулся.

Бездумно, на одних инстинктах погрузился в камень, на котором сижу над пропастью улицы, через несколько мгновений вышел внизу и сразу открыл дверцу своего верного бумера. Полчаса стремительной езды, вот уже знакомое здание, у входа солидная мраморная доска с крупными золотыми буквами, дверь солидная, внушающая уважение одним видом, на охране здоровенный парняга в камуфляжном костюме.