Евгений Гаркушев - Выше времени

— А мои желания… Прежде мне не удавалось замораживать людей!

— Потому что ты жил в нормальном мире. Не смещался в удаленные области. Да и сейчас, когда ты вернулся ближе к центру, тебе слегка помог я.

— И я по-прежнему могу пожелать, чего угодно? Без ограничений?

— Ограничений нет только внутри твоей монады. В твоем личном аду. Ты можешь воздействовать на среду моего обитания, ты можешь изменить людей вокруг себя и вокруг меня, которые суть только тени, но ты не сможешь ничего сделать мне. Ибо я — самостоятельная личность, а не проекция. И ты можешь отнять у меня все — кроме меня. А я могу отнять все у тебя. Но такого никогда не будет. Потому что желающий отнимать, а не давать, выпадает из времени. Оказывается наедине с собой. Миром движет любовь! Только она выше времени.

— Почему именно любовь?

— Да потому, что любовь — мера взаимоотношений между монадами. Любовь есть тяга одной монады к другой. Возможность построить не замкнутый идеалистичный или монструозный мирок, а познать что-то вне себя. Обратиться к другим.

— Я хочу обратиться к другим, — вздохнул я. — Только меня никто не слушает.

— В этом-то и проблема, — вытянул губы трубочкой Дип. — Это — главная проблема. Но ты можешь попробовать! Я предлагаю тебе попробовать! Собственно, ты уже имел возможность обратиться напрямую к Марьину… Он настоящий. И понимает, кто ты такой. Но любитель Ницше — не лучший объект для первого эксперимента.

Молодые люди вдруг начали оттаивать. А Марьин очнулся раньше всех. Увидел Дипа, оскалился и спросил его:

— Что было бы с твоим счастьем, если бы у тебя не было тех, кому ты светишь?!

— Да, — кивнул Дип. — Ничего. Жаль, что ты не можешь этого понять. И Латышев-шахтер рано или поздно добился бы своего. Даже в этом мире, где ты вложил столько труда в возможность властвовать лично. Он стал бы предпринимателем, профсоюзным лидером, депутатом. Он превратился бы в твой кошмар. Только ему не хватило терпения. Да и ты убежал бы из этой плоскости гораздо раньше… Ваши пути пока не могут сойтись. Прощай, Марьин!

— Прощай, Дипломатор, — гордо вскинул голову Марьин. — Надеюсь не увидеть тебя еще много лет.

— Любое желание разумной личности — закон, — ответил Дип. — А здесь я не Дипломатор. В твоем мире я — Адвокатор. И помни: даже залучив сюда кого-то, раскинув паутину зла, ты не сможешь его удержать. Найдутся те, кто выручит заблудшую монаду. А не найдутся — недолго она будет в твоей власти… Потому что мир устроен справедливо, Марьин! Это — лучший из миров!

— Где все убивают друг друга! Где юркие обезьяны лезут наверх, спихивая друг друга в грязь!

— Ты повторяешься, — наморщив большой нос, заметил Дипломатор.

— Как и ты! Убить человека легко! Нажмешь на курок — и нет человека. Пробовал когда-нибудь? Нет человека — нет проблемы. Главное — не задумываться над этим. Понимаешь? Не задумываться! Не ставить себя на место жертвы. Ты — это ты. А жертва — она и есть жертва.

— Нет жертвы, — твердо, чересчур спокойно ответил Дипломатор. — Никто не пойдет на заклание добровольно. Жертву ты всего лишь воображаешь. И, вообразив, ставишь себя на ее место, играешь ее роль. И все мучения, что ты придумал, возвращаются тебе сторицей. Поэтому думай, когда что-то делаешь. Время устроено так, что назад ничего не воротишь. Дважды в одну реку не войдешь. Изменить себя и мир можно, но собственную память не сотрешь…

— Будь ты проклят! — закричал подполковник. Лицо его посерело. — Будь проклят!

— Проклиная меня, ты, прежде всего, проклинаешь себя, — заявил Дипломатор. — Прощай, ненавистник. Я не держу на тебя зла.

Мы словно бы растворились в воздухе, впитались в стены, растеклись по подвалу лучами света. Потому что мы никуда не ушли, но и не остались на месте. Наше состояние изменилось. Мы стали другими.

Зайдя в магазин, Зинаида Михайловна внимательно осмотрелась, стараясь, впрочем, чтобы никто этого не заметил. Незачем кому-то знать, чем интересуется аккуратная и подтянутая шестидесятилетняя женщина, выглядящая максимум на сорок пять. Достаточно, чтобы каждому было ясно: она настороже! И всякие штучки с ней не пройдут. Нечего и пытаться залезть в сумочку, не стоит не только хамить, но и косо смотреть в ее сторону.

Небольшие очереди стояли в каждом из трех отделов универсама: в рыбном, в колбасном, и там, где продавали крупу и сладости. Немного поразмышляв, Зинаида Михайловна пристроилась в хвост самой длинной очереди колбасного отдела. И осмотреться можно, и колбаски хочется… Граммов сто, может быть. Или двести. Пока только попробовать. Не то, чтобы денег нет. В библиотеке жалованье вовремя платят, и пенсия, хоть и маленькая, но приходит. К тому же, намечается неплохой заработок. И все равно нужно экономить. Мало ли, какие расходы предстоят…

Очередь продвигалась вяло. Дамочка в широкополой шляпе, стоящая через два человека от Зинаиды Михайловны, казалось, хотела скупить весь магазин. Не иначе, жена какого-то богатея. А скорее всего, любовница. Жены одеваются приличнее, скромнее. Набрала два с половиной килограмма разных колбас, полтора килограмма сыра, семьсот сорок грамм масла, да еще и сгущенки заказала, зеленого горошка, консервированной кукурузы. Как бы тебе не лопнуть, ненасытная!

Когда дамочка с набитой сумкой проходила мимо, Зинаида Михайловна демонстративно поджала губы. Любовница неизвестного богатея сделала вид, что не заметила. Совсем стыд потеряла!

Не успела расточительная мерзавка выйти из магазина, как из недр магазина появился небритый рабочий, тащивший в руках картонный ящик, от которого валил пар. Ящик был только из морозильника, и «потел» в магазинной жаре.

— Что это, что это? — засуетилась сухонькая старушонка впереди. — Мойва мороженая?

— Куриные палочки, — на весь зал проорала продавщица Римма, принимая от рабочего ящик.

— Что еще за куриные палочки? — спросил чудаковатый мужчина в кургузом пиджачке с протертыми локтями. Не иначе, неудачник и бездельник. Кто еще будет стоять в очереди в продуктовый магазин? У этого мужика, наверное, и жены нет. Вот и отирается по очередям сам.

— Палочки из курей! — все так же громогласно сообщила Римма. — Что непонятного? Жарите их, как котлеты, и едите! Можно с макаронами, можно просто так!

С этими словами Римма огромным ножом поддела крышку ящика, заклеенную скотчем, и выставила на обозрение новый чудо-продукт.

При виде куриных палочек стоящий в очереди народ возбудился. Выглядели палочки аппетитно. И, что самое главное, никто прежде такого продукта не видел и не ел.