Норман Спинрад - Русская весна

– Et voil?! [9] – воскликнул Андре и снова открыл холодильник, но на этот раз достал бутылку и снял с нее золотистую фольгу.

– По мне, рановато, – пробормотал Джерри.

– Mais non! [10] – весело воскликнул Андре. – В твоем Лос-Анджелесе поздний вечер.

Он обождал, пока автомобиль не выехал с шоссе на кольцевую развязку, забитую машинами, которые рывками продвигались вперед, и выдернул пробку. Шампанское вспенилось и залило коврик. Андре безразлично пожал плечами.

– Ковру на пользу, так вы говорите в Америке?

Теперь лимузин пробирался по улицам, запруженным машинами, – мимо кафе со столиками на тротуарах, мимо громоздких помпезных домов XIX века и людских толп – городская жизнь кипела с такой интенсивностью, какой Джерри никогда не видел. Он был измотан, ему хотелось спать, но все-таки было приятно выпить шампанского утром, как в старое доброе время.

Когда лимузин наконец-то подъехал к отелю, Джерри едва удалось подняться.

– "Риц", – сообщил Андре. – Хемингуэй и все такое… Несколько театрально, peut ?tre [11], но мы решили, что тебя это развлечет.

Да, тут было от чего обомлеть. Джерри ввели в холл – точь-в-точь декорации дворца в старом фильме Сесиля Б. де Милля [12]; препроводили в лифт из того же кинофильма и, наконец, в номер…

– Чтоб я сдох!.. – пробормотал Джерри, когда Андре дал коридорному на чай и закрыл за ним дверь.

Здоровенная зала, бронзовая кровать, задернутая парчовыми портьерами, стол, уставленный цветами, корзинками с фруктами, подносами с petits fours [13]. Тут же – серебряный поднос с вазочкой икры и разными закусками. В номере еще наличествовал бар с холодильником.

Ко всему этому великолепию – лепнина на потолке, вызолоченные карнизы, обои в красных, золотых и голубых пупырышках. На стенах – писанные маслом картины в массивных рамах.

– Господи, у меня такое чувство, словно я влез в королевскую спальню… – выдохнул Джерри.

Андре Дойчер рассмеялся.

– Понимаю, понимаю – ничего лишнего сверх необходимого, а? Нет, дружище, смотреть кино – значит жить им, как однажды сказано.

Он подошел к высокому, от пола до потолка, окну и раздвинул шторы. Окно открывалось наподобие двойных дверей. Андре поклоном пригласил Джерри на балкон.

– Ну вот, – сказал Андре, – теперь это настоящий Париж.

Джерри, пошатываясь, вышел на теплое утреннее солнце. Обзор с балкона был прекрасен. Крыши и верхушки деревьев остались внизу, и были видны сверкающие воды Сены. Потоки машин пересекали ее по разукрашенным каменным мостам. Редкие, похожие на белых овечек облака отбрасывали на землю пятна тени, и солнце высвечивало знаменитый Левый берег – он был похож на его собственную фотографию, из тех, что печатают на открытках. По правую руку красовалась Эйфелева башня, она была как восклицательный знак на этой сказочной картине.

Наверное, каждый видел эту картину сотню раз в кино, на фотографиях и в живописи; она как бы отпечаталась в памяти, но сейчас Джерри слышал музыку города, ощущал тонкий пьянящий его аромат; это была не картина и не фотография на открытке, это было нечто неожиданное. Ошеломляюще красивое и ошеломляюще реальное. Город пел Джерри свою манящую песню.

– Говорят, – задумчиво произнес Андре, – у каждого человека два родных города: тот, в котором он родился, и Париж.

Джерри Рид, американец, космический курсант, был в странном состоянии; он сомневался, может ли Андре его понять. Он упивался неожиданным чудом этой чужеродности, осознавая, что все это – правда, опасная и восхитительная правда. Только сейчас он понял, что впереди, возможно, не трехнедельный отпуск; здесь таилось искушение, способное навсегда изменить его жизнь. И каким-то образом он знал, что она уже изменилась.

Новости бизнеса: сегодня в Мюнхене "Красная Звезда" сообщила о закупке 35% продукции пивоваренной империи "Лёвенбрау".

– Это откроет советскому потребителю доступ к хорошему немецкому пиву и ослабит наше дикарское пристрастие к водке, вызывающей болезни печени. Сверх того мы получим рынок для излишков зерна и средства для создания солидного производства хмеля на Украине, – заявил Валерий Жорес, председатель "Красной Звезды". – Нам даже не придется платить валютой, – добавил он. – "Лёвенбрау" поставляет нам оборудование в обмен на поставку зерна со скидкой пятьдесят процентов от уровня мировых цен в течение десяти лет.

В Великой Красной Машине – новый кавалер ордена социалистической предприимчивости!

«Красная Угроза» в Лондоне

Они молоды, они швыряются деньгами, они намереваются сделать всех лондонских девушек шлюшками! Как говорили наши деды об американцах – они всегда платят "сверху", они эротоманы и смотрят на нас свысока. Вы поняли – мы говорим о притче во языцех, о "Красной Угрозе", об этих душках-грубиянах – о еврорусских. Лондон для них – клуб или бардак, в общем, место для уик-энда.

Они -радость барменов и гроза вышибал, у них у всех свидетельства о прививках против СПИДа, а платят они так, что половина шлюх в Сохо живет на их деньги. "От меня – по способностям, вам – по потребностям" – вот сегодняшняя линия партии, и товарищи послушно становятся партией стахановских животных.

Перечитайте "Ивана Грозного или "Электрический самовар" и полюбуйтесь на красную гласность в бою[14].

Слава Богу, Марксу, Горбачеву или кому там еще – святому покровителю детей Русской Весны – за этот отпуск, думала Соня, пока ТЖВ [15] мчался на скорости в четыреста километров в час, мимо сельских ландшафтов – которых она сейчас не замечала, – уносил от Брюсселя, от «Красной Звезды», работы и Панкова, человека-осьминога, к Парижу и двум неделям свободы.

Последняя неделя каторги в офисе – переложение нуднейших машинных переводов, целых кип проспектов и отчетов на вразумительный французский и английский и сверх всего – слюняво-патетические атаки Панкова – была ужасна. Соне казалось, что вся ее жизнь состоит из работы, без просвета, с одним лишь ожиданием: когда же веселье, которого она заслуживает, наконец начнется. Правда, случались передышки – каждую пятницу в 17.30 офис закрывался и начинался уик-энд. Прекрасно было и сейчас: сверхскоростной поезд приближается к Парижу, а ты сидишь и превосходным "Кот дю Рон" [16] вымываешь изо рта запах офиса. Соня ощущала прилив счастья, радость оттого, как удачно разыгрывается ее собственный жизненный сценарий.