Геннадий Александровский - Искатель. 2011. Выпуск № 12

О сегодняшнем убийстве речи на совещании не было, обсуждали инцидент у мечети Хасана в Яффо, где кто-то намалевал на стене минарета «Смерть арабам!» и подписался глупо и бессмысленно: «Еврейский террорист». Беркович полагал, что это ребячья выходка, мозгов у дураков-мальчишек меньше, чем желания действовать, а действие для них не результат обдуманного решения, но проявление спонтанной воли, дарованной Творцом всем и каждому, в том числе и тем, кто не умеет своей волей пользоваться согласно инструкции, которая тоже дана была Господом и начертана на скрижалях.

Стоя в пробке на улице Жаботинского, Беркович вспоминал разговор с Риной и Леей, а потом беседу с Ханом, умевшим рассуждать порой более здраво, чем это получалось у старшего инспектора, довольно часто оказывавшегося (как он сам считал) во власти излишне романтического представления о преступной среде и потому время от времени делавшего выводы, не то чтобы не имевшие отношения к реальности, нет, расследования у Берковича обычно оканчивались арестом подозреваемого, который потом в суде получал свое — за последние годы у старшего инспектора почти не было осечек, — дело было вовсе не в этом, а в том, что романтический склад ума приводил Берковича к верным выводам не путем тщательного анализа улик и слов, сказанных на допросах свидетелями, а спонтанно, интуитивно, и лишь потом он наводил мосты, сопоставлял факты с выводами и обычно убеждался в их правильности. Тем не менее, отдавая дань интуиции, Беркович относился к ней с подозрением, как всякий профессионал, привыкший строить обвинительные заключения на трезвом расчете.

Сейчас интуиция говорила Берковичу, что мать с дочерью никакого отношения к смерти Альтермана не имеют. Но и никто посторонний тоже не мог убить Натана, поскольку… Да, пресловутая загадка запертой комнаты. Никто не мог ни войти, ни выйти, ни находиться там в то время, когда Натан получил удар по шее странным камнем, похожим на помесь уродливой куклы с Фредди Крюгером.

— Обычный камень, — сказал Хан, изучив отколотый маленький кусочек ноги — там, где поверхность была довольно остро отточена. — Гранит с примесью известняка. Если бы не было примеси, камень был бы еще более твердым и легко полируемым. Посмотри на эти едва заметные выщерблины, они возникли, когда поверхность камня полировали на полировальной машине вроде немецкого «Боша».

— Никогда не думал, — признался старший инспектор, — что камень можно так остро наточить. Казалось, что он раскрошится раньше.

— Это так, — согласился Хан, осторожно держа «куклу» за «голову», бесформенную, как помятый пластилиновый шар, но все же с явно видными вмятинами на месте рта и глаз и очевидной выпуклостью там, где, по идее, должен был быть нос. — Все зависит от химического состава породы. Чуть больше известняка, и камень начнет крошиться при полировании, чуть больше гранита, и полировать с помощью обычных методов станет слишком трудно. Как ты думаешь, чем брились наши предки? Такими каменными лезвиями и брились.

— Да? — с сомнением произнес Беркович. — Мне казалось, что они не брились никогда, судя по бородам, изображенным…

— Бороды были у жрецов, — перебил старшего инспектора эксперт. — А посмотри на древнеримские статуи…

— Пожалуй, — протянул Беркович, вспомнив бритые подбородки Цезаря, Цицерона и самого Тита Веспасиана, покорителя Иудеи и разрушителя Второго храма. — Хорошо, убедил. Странная все же игрушка, если кто-то хотел действительно сделать нечто похожее на куклу. Зачем было оттачивать ноги и руки? Для чего вообще такой уродец? Никакая девочка — а если это кукла, то явно не для мальчишеских игр — не стала бы играть с такой Барби.

— Для чего, — резонно заметил Хан, — это вопрос, на который тебе ответит подозреваемый, если ты найдешь такого. Пока вопрос стоит иначе — как. Как эта кукла оказалась в запертой комнате? Что с ней делал убитый?

— Ты определенно утверждаешь, что нанести себе рану Альтерман не мог?

— Ты меня второй раз об этом спрашиваешь, — сказал Хан с легким раздражением. — Нет, не мог. И ты не ответил на вопрос: откуда взялась кукла?

— То есть? — Беркович нахмурился. — Мне кажется, это очевидно: убийца принес ее с собой. Никто из домашних этого предмета прежде не видел. Хотя… — старший инспектор вспомнил свои ощущения после ответа Леи на этот вопрос. — Возможно, девочка видела куклу раньше, но почему-то скрывает. Я этого не утверждаю, — поспешно добавил он, — просто мне показалось, что ответила она не так быстро, как на прочие вопросы. Субъективное ощущение, и у меня нет оснований…

— Ты собираешься в разговоре с девочкой вернуться к этой теме?

— Конечно. Но это мелочь по сравнению с проблемой запертой комнаты. Как убийца вошел? Как вышел? Почему Рина, жена Альтермана, ничего не видела и не слышала? По ее словам, она была занята на кухне и не обращала внимания на то, что происходило в квартире. Дверь, по ее словам, возможно, хлопала, а возможно, нет. Но даже если дверью хлопали, это не объясняет, как убийца покинул комнату, запертую на ключ изнутри. Послушай, — Берковичу пришла в голову новая мысль, — могло быть так: убийца нанес удар и выбежал из комнаты и из квартиры, а Альтерман, будучи в шоковом состоянии, не сразу потерял сознание, а какое-то время двигался, запер дверь…

— Зачем? — поднял брови Хан.

— Плохо соображал, мысли путались, боль… Могло такое быть?

— Нет, — покачал головой Хан. — Он умер быстро, а сознание потерял сразу. Положение тела и расположение пятен крови свидетельствуют о том, что удар он получил, когда лежал. Если бы Альтерман какое-то время находился в стоячем положении, кровь натекла бы на рубашку и, возможно, на пол. На рубашке крови немного, но основательно натекло вокруг головы на диване. Из этого следует…

— Я понимаю, что из этого следует, — согласился Беркович. — Кто же запер за убийцей дверь?

— В том числе наружную?

— Нет, наружная дверь в квартиру оставалась не запертой. У Наташи, кстати, тоже есть такая привычка, с которой я время от времени борюсь, но это бесполезно. «Забываю», — говорит.

— Если бы вы с Наташей жили в Бруклине, — заметил Хан, — она не забывала бы запирать дверь. А тут… Иными словами, пока Рина была на кухне, в квартиру мог проникнуть кто угодно. Войти в комнату к Альтерману…

— Если она была не заперта, а, по словам Рины, муж запирал дверь, чтобы ему не мешали.

— Он мог отпереть, впустить гостя, которого знал, запереть за ним дверь…

— Но выпустить не мог, — буркнул Беркович.

— Что-то ты упускаешь из виду, — подвел итог Хан. — Ясно, что в момент убийства комната не была заперта.