Александр Селецкий - Легендарь

Скука и счастливое томленье духа.

Благодать…

Вот куда прибыл и вот где вознамерился с отменным блеском потрудиться на газетной ниве Крамугас, сообразуясь с тем распределением, что было выдано ему на милом сердцу, далеком отныне Бетисе-0,5.

Звездолет, в плотных слоях атмосферы цепко перехваченный раздвижными посадочными шестами с крепкими сачками на концах, опустился неподалеку от столицы, представительного города Мовыски, и Крамугас, которому еще до вылета было со всей категоричностью предписано, во избежание возможных неурядиц с комплектованием кадров и слежением за таковыми, тотчас явиться на место новой работы, спустился по трапу, влез в первое же встречное мнемотакси и, напряженно подумавши: «В город — к главному редактору, в главную газету, да чтоб быстро и без накладок!», принялся глазеть в окно на невыразительную от сверхскорой езды серую ленту зашоссейных сооружений.

Путешествие прошло нормально, если не считать девятнадцати столкновений с встречными экипажами, тридцати наездов на нерасторопных пешеходов, шести с половиной переворотов и одиннадцати залетов в тупики.

Несколько обалделый от эдакого начала, но по-прежнему бодрый, Крамугас выскочил из мнемотакси и, беспечно помахивая дорожным кейсиком-педерасткой (по-народному — борсеткой) с разными удостоверениями личности и командировочными накладными, без проблем проник с черного хода (поскольку парадный, в силу постоянно меняющихся архитектурных направлений, так и не успели возвести) в здание редакции и тут же могучими потоками, в которых струи нисходящие (даже они!) гляделись все равно восходящими, был стремительно вознесен к апартаментам главного редактора.

Крамугас шлепнулся на пушистый ковер и некоторое время сидел, не шевелясь, ожидая, что вот сейчас его вновь куда-то понесет.

Движение, однако, не возобновлялось.

Тогда Крамугас стеснительно подобрал под себя ноги, обеими руками прижал к груди свой драгоценный кейсик с четырьмя помпезными наклейками домашнего изготовления и, не вставая, начал потихоньку озираться.

Роскошные хоромы главного — а может быть, и всей редакции? — его смутили и подавили совершенно.

Перед ним был напоенный светом зал, лепной потолок которого, имея купольную форму, своею маковкой терялся в невообразимой вышине.

Сам зал был потрясающе огромен. На Бетисе-0,5 таких строить не умели.

Триста сорок семь потрясающих ковров ручной работы (Крамугас не поленился и нарочно сосчитал), вывезенных некогда с Земли — после того, как в меру одряхлевший полупринц Бактро-Яванской федерации Аделаид-Атрофий Пофигон XXXIX всем врагам назло с аукциона продал их в Бразильскую джамахирию, где они затем благополучно провалялись двести восемь лет в подвалах Сызранского пароходства, — украшали стены, остальные пятьсот тридцать два лежали на полу.

Взал вели девять дюжин высоких дверей — очень добротных, сплошь из ценных древесин, с неповторимою резьбою, с медными заклепками, с горящими замками из старинной бронзы, с перламутровыми трафаретками на каждой.

В самой середине зала на обширном постаменте с вязью выбитым названием издания — всеобщей утренней газеты для друзей и недругов «Культурный высев» — помещалась роскошная конторка секретарши.

По сторонам от конторки виднелись виртуозной выделки, полупрозрачные, будто из редчайшего китайского фарфора, ширмочки и шифоньерки; были здесь также тахта шириной в три человечьих роста, сейф — из негорючих и непотопляемых — и, наконец, фонтан в изящном мраморном окладе, заменявший, видимо, и ванну — ежели особенно приспичит.

Секретарша свои рабочие часы как раз и проводила в глубине фонтана — голая и вполне довольная собой.

Толи шефа не было сегодня, то ли в пытливых посетителях настал внезапный перебой… А все сотрудники, по случаю, куда-то удалились…

Появление Крамугаса преданную секретаршу не обеспокоило нисколько.

Она лишь приветственно привстала над фонтанным парапетом, демонстрируя незваному гостю всю несокрушимую прелесть своих юных форм, и обратила на Крамугаса восторженный и глуповато-похотливый взор.

— Редактор нынче занят, так что вам придется подождать, — заученно промолвила она, неторопливо вылезая из фонтана. — Только не берите в голову. Пустяк. Если хотите — окунитесь. Начальство уважает мытых. Ну, чтоб улицей не пахло, насекомые не бегали, и вообще… Давайте, я вам помогу?

— У меня срочное дело, — жалобно возразил Крамугас, начиная испытывать некоторое беспокойство и чувство будоражащего неудобства. — Я ведь не просто так сюда зашел… Мне бы прямо сейчас…

Секретарша вытерлась пушистым полотенцем и облачилась в шитое райскими птицами и демонами платье с сумасшедшим декольте, отчего сделалась еще соблазнительней — это она, видно, и сама прекрасно понимала.

Трудно сказать, насколько Крамугас ее очаровал, да и очаровал ли, кстати, но факт остался фактом: она мило ему улыбнулась — точно давнему хорошему знакомому, которого вдруг встретила в нежданном месте.

Что до Крамугаса, то он, воспитанный в известных традициях Полуинтерната, был сражен наповал.

— Мне очень срочно, — повторил он робко.

— Тогда мы запишем вас в сверхсрочники, — пообещала секретарша, тряхнув хорошенькой головкой. — Вам это будет — в самый раз.

— Да? Я буду жаловаться, — неуверенно заметил Крамугас, ляпнув первое, что пришло ему на ум.

— А это еще почему? — поразилась секретарша.

— Так, на всякий случай. Мало ли… Я ведь не знаю, что это такое — сверхсрочник. Никогда не слышал. Вдруг вы просто хотите меня облапошить?

От такого попорота в разговоре секретарша как-то сникла и привычно затосковала, все еще, однако, продолжая быть прелестной.

— В ваших же интересах остаться в дураках, — пожала она плечами. — Те, кому всегда везет, вызывают подозрение. А таким не место в прессе.

— Но я пришел по направлению! — капризно отозвался Крамугас. — Вот документы!

Секретарша, словно и не слыша ничего, примостилась на пуфике перед трюмо и точными движеньями подкрасила свой лик: везде — чуть-чуть, но в целом — благородно.

«Вот — истинная спутница жизни для богатыря газетной полосы! Вот — с кем делиться вдохновеньем!» — вдруг восторженно подумал Крамугас.

Секретарша, кажется, почувствовала это его расположение к себе, так как, приняв немедленно наивно-соблазнительную позу, ласково проворковала:

— И с чего это вам захотелось здесь работать?

— Люблю писать, — честно признался Крамугас.