Ф. Ришар-Бессьер - Люди, люди… и еще раз люди

— Наше демографическое равновесие. Более того, мы не можем позволить себе принимать в свое сообщество бесполезных едоков.

Давид поднял глаза к небу.

— О!.. Если речь идет только об этом… Даже если б сейчас вы меня угостили лангустом — а я безумно люблю это блюдо — я бы к нему не прикоснулся. — Он достал из кармана полдюжины питательных таблеток. — У меня есть все, что мне нужно.

Забела с удивлением посмотрела на таблетки.

— Все, что вы хотите: лангуст, кролик, спагетти по-итальянски, ананас в вишневой водке. Иными словами, это пища, питание. Понятно?

— Вы хотите сказать, что этого вам достаточно, чтобы утолить голод?

— И даже для того, чтобы вызвать несварение желудка, если я переусердствую. Но вам я не советовал бы их пробовать, для вас это может оказаться смертельным ядом.

Забела со страхом взяла одну таблетку. Она зажала ее в руке и, возбужденная, направилась к двери.

— Я прошу прощения, — сказала она, прежде чем выйти из комнаты, — но я должна вас покинуть. До свидания. Желаю удачи!

Давид провел в своей келье еще несколько часов, пока, наконец, о нем не вспомнили снова. Он лежал на кровати, вытянувшись во весь рост и напряженно обдумывая создавшееся положение, когда в комнату вошли два охранника с тесаками у пояса. Альб Высокочтимый требовал его немедленного прибытия в трибунал.

Давид покорно последовал за охранниками, оберегавшими его неизвестно от кого, потому что за весь путь им не встретился никто, кроме самого Альба Высокочтимого — он был вместе с каким-то другим мужчиной.

Человек, сопровождавший Альба Высокочтимого, не был судьей; во всяком случае, на нем не было красной туники, указывающей на принадлежность к судейской касте. Давид был совершенно уверен, что не видел его среди членов трибунала, с которыми он встречался несколько часов назад. Он был высок, атлетически сложен и являл собой образец мужской красоты, но Давиду он с первого же взгляда показался человеком неискренним и потому вызывал отвращение, несмотря на всю свою любезность в отношении землянина, которую он изо всех сил старался показать.

Высокочтимый подошел к столу, схватил таблетку, которую, очевидно, передала ему Забела, и, повернувшись к Давиду, брюзгливо спросил:

— Ты утверждаешь, что это еда?

— А что, я опять кого-то оскорбил, утверждая это?

— Отвечай.

— Да. Во всяком случае, это единственная вещь, которая пригодна мне в пищу в вашем мире.

— И ты утверждаешь, что она смертельна для нас?

— Именно это я и сказал вашей дочери. А если вы не верите, то можете попробовать, и тогда увидите.

Альб Высокочтимый что-то проворчал в ответ, а Давид добавил, четко чеканя слова:

— И это вновь доказывает, что я и вы принадлежим к разным мирам.

Глава общины широким жестом очертил пространство вокруг себя.

— Довольно. Не будем возвращаться к этому вопросу. Цель нашего свидания совсем иная. Речь идет о твоей судьбе. — Его тяжелый взгляд остановился на Давиде. Он, видимо, еще колебался перед принятием какого-то решения и, наконец, после продолжительного молчания, объявил:

— Ты умен, а мы умеем уважать ум, кто бы ни был носителем этого ума и каков бы ни был его источник. К тому же, ты силен и молод. Мы предоставляем тебе возможность остаться жить с нами, но при условии, что ты будешь уважать и соблюдать наши законы.

Давид чуть заметно усмехнулся. Соблюдение законов означало в том числе и следующее: никогда не выступать против установленных правил и, в частности, против взглядов жителей Опса на устройство вселенной.

— Этой милостью ты обязан Бартелю Отважному, — продолжал Высокочтимый, повернувшись к своему молодому спутнику. — Бартель, будьте так любезны, проинформируйте его обо всем.

Бартель Отважный слегка поклонился, как бы приветствуя Давида. По его бесцветным губам скользнула елейная улыбка.

— У нас существует определенный ритуал, который предстоит пройти и тебе, если ты желаешь стать равноправным членом нашей общины. Этот ритуал — самое значительное, что мужчина может сделать в своей жизни. Он является свидетельством отваги и мужества, умения действовать сообща с другими. Он обязателен для всех. Никто не имеет права уклониться. Каждый должен пройти испытание, если не хочет, чтобы все его презирали и чтобы его приговорили пожизненно к самым унизительным работам.

— О чем речь? — осведомился Давид.

— Всего-навсего о том, чтобы принять участие в сборе энергии. Энергии машунги.

Давид вспомнил это слово. Он слышал его от Забелы во время их недавней беседы.

— Где вы собираете эту энергию?

— На поверхности.

— В какой форме?

Вопрос, казалось, удивил Альба Высокочтимого.

— В ее естественной форме. Она нам помогает жить, она дает нам свет, движущую силу, наконец, все, что необходимо общине. Если ты успешно справишься с задачей, ты получишь те же права, какими обладает каждый из нас.

Это прозвучало категорично и совершенно недвусмысленно. По возвращении Давид получит право жить как всякий свободный человек. Ему будет дозволено проявлять интерес к женщинам общины и вступать в связь с теми из них, кто ему понравится. Супружества как такового не существовало. В их цивилизации самцы могли совокупляться с любым количеством самок, со всеми, с кем они хотели — единственно для продолжения рода. «Законной», если так можно было выразиться, считалась та, к которой самец испытывал чувственное влечение. Но и в этом случае супружество, в земном понимании этого слова, было совсем иным. Лишь уважение к избранной самке слабо напоминало чувства, какие бывают у землян, но ничего похожего на самоотречение, на готовность к самопожертвованию ради избранницы в этом мире не бывало.

Во всяком случае такое представление сложилось у Давида из рассказов Бартеля о тех правах, которые ему будут даны одновременно с тем, как он будет признан полноправным членом общины.

Он не задал ни одного из вопросов, которые, по мере того, как Бартель рассказывал, сами подступали к горлу и едва не срывались с языка: в глубине души он все еще надеялся, что ему не придется оставаться в этом нелепом и непонятном мире навсегда.

И, кроме того, была ведь Франсуаза! Мог ли он интересоваться какой-то другой женщиной, не ею? Ему нужно только выиграть время и обеспечить собственную безопасность. А там видно будет…

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен участвовать в Ритуале. Но сначала объясните все, хотя бы в общих чертах, как я должен…

Его фраза повисла в воздухе. Альб ворчливо прервал его на полуслове, заявив: