Николай Огнев - Крушение антенны

Повернулся лицом к деревне, и тотчас же встала в глазах распаренная беленая маска с приплюснутым носом.

- Врыссссь! - взвыла метель и концами косм захлестала по лицу.

- Куда ж итти-то? В колонию... аль опять в деревню? А, к ляду. К ним с добром, а они с дубьем. К ним с культурой, а они с самогоном. И та, вспомнил опять про Агнию, - тоже... хороша. Не любит ни черта, а тоже: са-гласна. Баба, баба и есть. От нее самая главная гнусь и идет: семья.

Долго бродил по перелеску - между деревней и колонией; к утру решительно пошел на дачу. Собрал вещи, связал. Вышел наружу - утро голубело, обещало быть ясным, светлым. Глянул вверх, выругался скверно, дико, злобно: антенны снова не было на месте.

Подошел ближе - антенна вместе с верхушкой сосны висела перекладиной вниз; проволока провисла, осела. Сходил за топором, скинул шинель, полез на сосну; обрубил дерево, антенна рухнула вниз, что-то треснуло, дзенькнуло об мерзлый снег.

Спустился, осмотрел - лопнуло стеклянное кольцо на мачте; другое уцелело. - А чорт с ним, сойдет и так! - Выбрал другую сосну, рядом. Слазил на нее, вернулся за мачтой; обмотался проволокой, потащил мачту кверху. Долго не давалась мачта - сучья мешали. Яростно принялся охаживать их топором. Втащил, наконец, мачту, пригладил к верхушке кое-как. Проволока натянулась - почти, как была.

Слез, облегченно вздохнул, оделся, забрал вещи, написал на старом конверте:

- Прощайте, чорт с вами со всеми, ухожу, как лев толстой, в питере пишут завод открылся. Стремоухов Иван Петров чорт.

Пришпилил конверт старым гвоздем к парадной двери, пошел на станцию. По дороге обернулся - антенна высилась почти как раньше. Бодро зашагал старинной мужицкой походкой - всегда мужики ходят так за сохой, вдавливая ноги по-очереди в землю.

Через десять минут в баню обливаться побежали Сережка и Коля Черный; бежали вприпрыжку, в накинутых прямо на нижнее белье арестантских каких-то бушлатах. Сережка остановился и ткнул пальцем вверх.

- Коля, глянь-кось! Чтой-то с антенной.

- И верно, кривая какая-то! Опять кто-то начудил.

В бане, фыркая и кривляясь, облились водой с ледышками. Дома, не шумя, - не полагается будить других до звонка, - оделись, вышли наружу.

- Ты, что ль, Коля, слазаешь?

- Нук что ж.

Полез, хватаясь голыми пальцами за сучья. Хорошо - фррр! - лазать морозным утром по деревьям. В небе голубела еще далекая весна, зимняя заря матово стелилась по снегам.

- Эй, Сережкаааа!..

- Чтооо?

- Какой шут тут хозяйничааал?.. Дерево-то, ведь, не то...

- Кааак не то? И верно не то.

- Одного изолятора нееет...

- А гдееее ж он?

- А шууут его знааа-ет...

Коля слез с дерева:

- Проволока запутана, изоляция неполная, чудеса в решете, да и только.

- Что ж, давай чинить.

- Успеем до чаю-то?

- Мы, да не успеем? Эх, ты!..

- А изолятор?

- Башка! Ведь, можно не кольцо и даже не стекло! А хочешь стеклянный, битых стекляшек навяжем.

- И верно! Да тут хоть все черти соединись и пакости, - все одно вгвоздим антенну... Ты у меня, Сережка, ум-наааай.

- Главное дело, Шкраб не узнает и злиться не будет.

- Давай.

- Понес.

И - на Колиных плечах, - рысью, рысью, рысью, - Сережка торжественно в'ехал в дом.

Март 1923 г.