Генри Олди - Волчонок

«Где мы находимся?»

Тарара разъяснил, где.

«Если флуктуация, — упорствовал Марк, — может объявиться с такой внезапностью… Сектор что, не проработан разведчиками Лиги? Антисами? Здесь нет регулярных трасс?!»

«Трассы, — с тоской, непонятной Марку, протянул Кий. — Как же я люблю, мать их, регулярные трассы… Ты считай, Кнут, считай. Полторы минуты на разгон. Надо рвать когти, а ты языком треплешь. Считай, душа моя…»

«И так, — добавил Тарара, — чтобы нас не угробить…»

Марк считал. Потом уроки навигации заканчивались — и начинались уроки пилотирования. Запершись в тренажере, пилот Кнут вел либурну по маршруту, который часом раньше проложил третий навигатор Кнут. Лети туда, не знаю куда…

«Мать их, душа моя,» — добавлял он в особых случаях.

У Кия научился.

«…зима здесь в целом теплая, но сырая. Не волнуйся, мама, нам выдали шерстяные кальсоны. Ага, из натуральной шерсти. Представляешь? Я надеваю их под форменные брюки. Простужаться нельзя, служба. Помнишь, ты пыталась надеть на меня кальсоны, когда я ходил в первый класс? Конечно, помнишь. Ты еще говорила, что я упертый, весь в отца: если чего-то не хочу, хоть палкой бей, не заставишь. Ну, про палку ты преувеличивала. Разве что мокрое полотенце…

Передай папе от меня привет…»

Марк вычеркнул «в целом». Оставил просто: «…зима здесь теплая…» Иначе получалось слишком навороченно, не в его стиле. И поставил точку, сделав из одного предложения два: «Ты еще говорила, что я упертый, весь в отца. Если чего-то не хочу, хоть палкой бей, не заставишь.»

Перечитал.

Да, так нормально.

Он не знал, какой особист составляет за него письма домой. Флотская гипер-почта Прецилла не позволяла военнослужащим говорить с родными — слишком дорого даже для младшего командного состава. Щедрости начальства хватало на самые простые, самые дешевые пересылки. Текст письма плюс два-три снимка. На снимках обер-декурион Тумидус неизменно был молодцеват и улыбчив. Из-под резинки берета выбивался отросший чуб. Грудь колесом, равнение на середину. Марк на плацу, марширует в первой шеренге. Марк на скале: встал над морем, подбоченился. Марк на стрельбищах, садит с колена.

Смотри, мама, гордись, папа.

Кадров, где Марк всаживал бы копье в извивающегося туземца, или, скажем, сплавлялся вниз по ревущей Дамбадзо, маме не посылали.

С письмами дело обстояло сложнее. В обязанности Марка входила правка стилистики: как ни старался далекий особист, местами текст выглядел неестественно. В свободное время унтер-центурион Кнут забивался в угол кают-компании — и по три раза перечитывал письма обер-декуриона Тумидуса, исправляя то одно, то другое. Это напоминало шизофрению: разговор с самим собой. Чистый текст Марк сбрасывал обратно на Прецилл — и был уверен, что вскоре письмо дойдет до адресата.

«Гипер-почта? Ха! Знала бы мама, что «Дикарь» последний месяц стоит на Октуберане… До Нума — четыре часа лету. Сбежать в самоволку, взять билет на рейсовый аэробус: здравствуй, мама!»

Марк мечтал о таком, заранее понимая: никуда он не сбежит. Разве что ночью, во сне. Когда ему снилась самоволка, он просыпался в холодном поту — и долго лежал, вслушиваясь в храп Кия. Марку чудилось, что мать не узнает сына. «Кто вы? — спросит Валерия Тумидус у чужака, лжеца, самозванца. — Кто вы, унтер-центурион? Мой сын, мой Марк служит на Прецилле в чине обер-декуриона. А вас я, извините, не знаю…»

Он считал дни до того момента, когда оба Марка — центурион на «Дикаре» и декурион на Прецилле — сравняются хотя бы в звании. Знать бы, почему, но Марку казалось, что это сведет раздвоение личности к минимуму.

«…как дед? Надеюсь, он здоров. Скажи ему, что шамберьер со мной, как талисман. Конечно, я не могу носить кнут при себе. Но я изредка беру шамберьер у интенданта, где кнут лежит на хранении, и вспоминаю деда…»

Из всего абзаца Марк оставил: «…как дед? Надеюсь, он здоров.» Остальное вычеркнул без жалости. Похоже, на особиста нашел сентиментальный стих. Или фрагментом о шамберьере он на что-то намекал Марку, только Марк не понял, на что именно.

Поразмыслив, Марк приписал:

«Передай от меня Паку, что он — лучшая в мире обезьяна. Будь спокойна, Пак не обидится. Или, если ты по-прежнему стараешься Пака избегать, скажи деду. Он передаст без проблем.»

Марк знал, что особист вычитывает текст еще раз, после правок. На всякий случай, чтобы не пропустить лишнего. Ну, Пак нигде не лишний… Марк был уверен, что в следующих письмах обязательно появится Пак. Особист с лету ловил такие фишки.

«…скажи отцу: в смысле размещения рабов я ему доверяю полностью. Если считает, что нужно треть перевести на оборонку, пусть так и делает. Доверенность на его имя я выслал с прошлым письмом. Надеюсь, вы все получили благополучно…»

Рабы, подумал Марк. Почему их забрали?

Он размышлял не о своих рабах — акциях, удачно вложенных Юлием Тумидусом. Марк не кривил душой, когда говорил, что доверяет отцу. Его беспокоило другое. На прошлой неделе он собственными глазами видел, как рабов с «Дикаря» в полном составе вывели из энергоотсека, погрузили в три аэробуса и куда-то увезли. Медосмотр, предположил Марк. Перед дальним рейсом. К вечеру рабов не вернули на корабль; не вернули и завтра, и послезавтра, и вообще. Вместо этого на обезрабленную либурну привезли термоядерное топливо. Двигун прекрасно работал на любом виде энергии, и все равно это выходило за рамки привычного.

«Что с нашими рабами?» — спросил Марк у Тарары.

«Расстреляли,» — ответил Тарара.

Марк не сразу понял, что это шутка.

На следующий день ему приказали сопровождать капитана. Марк был удивлен, когда согласно особому распоряжению ему пришлось вооружиться до зубов. Удивление достигло апогея, когда выяснилось: капитана сопровождает целая декурия под командованием Крысы. В мелком захолустном космопорте, куда они прилетели на десантном боте, их ждал корабль без опознавательных знаков. У спущенного трапа стояли трое гематров в окружении боевых големов. Старший гематр вышел вперед, неся в руках две небольших шкатулки. Капитан двинулся навстречу. Они встретились на середине пути от големов до абордажных пехотинцев, словно две высокие договаривающиеся стороны — или два главаря преступных группировок. Гематр откинул крышку одной шкатулки, затем другой; капитан кивнул и выписал чек.

Марк видел, что лежало в шкатулках: гематрицы.

На таком сумасшедшем количестве гематриц «Дикарь» мог трижды облететь всю Ойкумену по периметру. Было трудно даже предположить, сколько стоит это сокровище. Марк вздрогнул, огляделся. Вокруг царило спокойствие, которое в любой момент могло взорваться бойней. Големы? — нет, големы не нарушили бы перемирия. Скорее уж либурнариям плечом к плечу с големами пришлось бы отбиваться от тех сорвиголов, кто, случайно узнав о сделке, решил бы рискнуть ради сказочного куша.