Игорь Дубов - Распоротый

Я метнулся в сторону, уходя от первых разрядов, прыгнул влево, ведя широким захватом станнера сверху вниз и сметая всех, кто оказался от меня справа, а потом упал на бок и, перекатываясь, снял тех, кто торчал на балконах слева. Пол вокруг был усеян горелыми пятнами и дымился, но меня даже не задело. Второй раунд тоже остался за мной. Кто б только сказал, сколько их впереди?!

Еще перекатываясь, я включил антиграв и резко взлетел, пронзая задом пустое пространство над полем сражения. В пылу схватки я слишком сильно вдавил регулятор мощности, и меня бросило под самый потолок. Зато отсюда стал виден большой коридор, идущий на предпоследнем уровне параллельно тому, по которому я только что бежал. Окинув взглядом разбросанные на всех ярусах колодца тела, я снова удивился, что ярлы этого роя одеты во что попало, и нырнул в обнаруженный проход. Вместе с теми, кто встретился мне по дороге, я выбил уже семерых или восьмерых. Судя по всему, в резерве оставалось столько же. Их численный перевес позволял надеяться, что они будут сражаться, а не удирать.

Сирена давно уже пела общий сбор, но коридор был пуст, и мне оставалось только гадать, где меня ждут и что готовя I. Зажатые в угол подонки могли пойти на все. Впрочем, теперь так легко, как на "Горностае", я им не дамся. Я теперь битый. Распоротый. Больше я свою грудь подставлять не намерен. Второй раз ее уже не склеить.

Антиграв нес меня слишком медленно, и я, влетев в коридор, снова выключил его, предпочитая передвигаться на своих двоих. Сюда тоже выходило множество дверей, но я, не задерживаясь, бежал прямо. Я точно знал, что стоит мне отвлечься, и я - труп. Я очень надеялся, что в конце этого коридора обнаружу либо тинг-зал, либо центр контроля. Если здесь снова окажется тупик, ярлы второй раз успеют организоваться для атаки, и мне придется туго. Но за свою жизнь я повидал много разных станций, форпостов и баз и знал, что большие коридоры не могут вести в никуда.

И я не промазал. Коридор свернул, и я вылетел к перегораживающей его двери, в центре которой красовалось изображение космического корабли. Я понял, что это матка роя - весьма небольшая, судя по величине отражателя. Дверь, безусловно, была заперта. Боясь подставиться, я перевел бластер на струю и, спрятавшись за угол, прожег стальной лист по краям. Я еще не довел луч с правой стороны до конца, как дверь качнулась и со страшным треском ввалилась внутрь. Едва увидев, что она падает, я бросился вперед и, грохоча подошвами по еще горячему металлопласту, ворвался в окаймленный контрольными панелями и выключенными почему-то экранами зал.

Похоже, здесь были все оставшиеся в активном состоянии обитатели базы. Их было шесть или семь человек, одетых в белые балахоны с плотно облегающими голову капюшонами. Больше всего они смахивали на киборгов, обслуживающих атомные реакторы. Вбежав, я по инерции выпалил из станнера, но в последнюю секунду, не увидев ни одного дула, чуть поднял раструб, и луч ушел вверх Опасаясь выстрела в спину из коридора, я шатнулся влево и прижался спиной к стене.

- На пол!!! - дурным голосом заорал я. - Ложись! Всех пожгу, гады! Ложись, кому сказал!

И тут я заметил Таш.

Она потрясение смотрела на меня, слегка приоткрыв рот, и глаза ее, когда-то прозрачные, были белыми от страха. Я вдруг увидел себя со стороны, в рваном камуфляжном анораке, с подтеками крови на шее и на щеке, с грязными волосами, клочьями торчащими из-под съехавшего набок амортизатора. Я был даже не страшен. Я был безобразен. Об этом мне сказали тонкие ноздри Таш, нервно подрагивающие на длинном породистом лице.

Взгляды наши встретились. Многократно усиленная биоизлучателем жуткая смесь боли и ненависти, тоски и презрения выплеснулись ей прямо в лицо.

Тварь!

Мне показалось, что я выплюнул это слово, хотя зубы мои были так стиснуты, что я, если б даже и захотел, не смог бы открыть рот.

Таш отшатнулась, словно от удара, сделала шаг назад и закрылась рукой.

И тут я почувствовал опасное сгущение информационных полей. Что-то мелькнуло в углу, и, не успев даже осознать, что происходит, я мгновенно взмахнул станнером. Выработанные за годы дозорной службы рефлексы не подвели меня и на этот раз. Ярл, попытавшийся поднять лучевик, еще валился на задетого тем же выстрелом соседа, а я уже прыгнул к упавшей трубке и наступил на нее ногой. Приходя в себя, я ударил скорчившегося на коленях второго ярла ребром ладони по шее и, когда он размазался по покрытию, снова закричал на классическом гэлакси тем, кто остался на ногах:

- Ложись, суки! Я - череп четырнадцать сорок пять! Кто дернется - прожгу кадык! Все арестованы по единым законам ойкумены.

Однако никто не пошевелился. Их было четверо: двое мужчин и две женщины. Плохо различимые в своих одинаковых балахонах, они продолжали стоять, прижавшись друг к другу, глядя на меня широко раскрытыми глазами и игнорируя финишную команду. И тогда я почувствовал, что моя левая рука начинает жить самостоятельной жизнью. Повод! Это был тот самый долгожданный повод, которым я мог воспользоваться. Передо мной стояли людские выродки, галактические отбросы, бандиты, а может быть, маньяки, пытающиеся изуродовать судьбу целой страны. И мышцы предплечья стали непроизвольно сокращаться, поднимая бластер от бедра.

У меня даже дух перехватило от бешеного позыва сбросить удавку и, сорвавшись, пожечь их тут же, прямо в центре контроля. Сразу всех. И в первую очередь - Таш! "Стой! - приказал я руке, тихо обмирая, словно увидел призрак. - Да стой же ты, дьявол!" Сжав зубы, я ударил по ней раструбом станнера и, почувствовав боль, опомнился.

- Ложись! - рявкнул я, разом зверея и делая шаг вперед. - Последний раз говорю! На "три" буду стрелять! Раз!

Теперь я закричал почему-то по-керстянски. Однако это подействовало, и все четверо дружно, как кегли, повалились на пол прямо перед центральным пультом. Что-то, легко зазвенев, подкатилось под лежащее в углу кресло, один из упавших тихонько ойкнул, отчетливо запахло озоном, и наступила тишина, прерываемая лишь далеким зовом сирены.

Я подошел и остановился рядом, следя, чтоб ни один ублюдок не цапнул меня за ногу. Все четверо лежали ничком, уткнувшись в серо-голубое покрытие, и, глядя в их круглые затылки, я вдруг почувствовал, как грудь мою распирает восторг. Я победил! Я одолел их. Я совершил невозможное и один захватил базу роя, Теперь все они были в моей власти. И Таш, и парализованные ярлы, и сраный их командор. Все!

Я смотрел на узкую, обтянутую тонкой тканью спину Таш, на худенькие, остро торчащие лопатки, на безвольно разбросанные ноги в уютных башмачках, и в душу медленно заползало сводящее скулы желание наступить на эту спину ногой и сломать Таш, как последней гадине, хребет. Я знал, что такое желание позорно и вызвано бессилием, но голову повело, как от хорошей порции айи, и, чтоб отогнать сумасшествие, я заскрипел зубами и изо всех сил затряс головой.