Джаспер Ффорде - Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

«Короткохвостый, с большими крыльями с бледными краешками. Жаворонка легко узнать в полете. Имеет характерный светлый рисунок на коричневом оперении на грудке и черно-белый рисунок под хвостом. Откладывает яйца в ямку в земле. Немного поет».

– Объявляю голосование немедленно! – воскликнул Глашатай, взбираясь на сцену.[117]

Я бросила взгляд на Твида, который потыкал кнопки своего комментофона и улыбнулся.

– В чем дело? – спросила я.[118]

– А? – спросил Глашатай.

– Голосование! – поторопила я. – Скорее!

– Конечно, – сказал он, прекрасно понимая, что Главное тексторасиределителыюе управление не побеждено, пока не проведено голосование.

Совет жанров пока был ни при чем, но окажется втянут в дело самым непосредственным образом, если ГТУ рискнет пойти против решения общекнигомирного референдума. Вот этого они уже не смогут переписать.

– Отлично! – сказал Твид в комментофон. – Связь восстановлена.

Он улыбнулся мне и махнул рукой Либрису, который вдруг сделался театрально спокоен, как бывают спокойны абсолютно уверенные в себе люди.

– Очень хорошо, – медленно проговорил Либрис. – Глашатай призвал к голосованию, и, как положено по закону, я имею право ответить на любую критику.

– Опровержение опровержения? – воскликнула я. – В законе такого нет!

– Есть! – мягко сказал Либрис. – Может, желаете заглянуть в Книгомирную конституцию?

Он достал из кармана тоненькую книжечку, и я ощутила дынный запах даже с того места, где стояла. В ней будет написано то, что им угодно. Либрис подошел к Глашатаю и тихо сказал ему:

– Мы можем провести голосование либо спокойно, либо жестко. Мы можем устанавливать правила, отменять правила, подменять правила. Мы можем делать все, что захотим. Вам скоро предстоит оставить пост. Становитесь на мою сторону – и уйдете легко. Упретесь – и я вас раздавлю.

Либрис обернулся ко мне.

– Вам-то что за дело? Никто По Ту Сторону не заметит никакой разницы. У вас неделя на то, чтобы собраться и уйти, – даю слово.

Глашатай гневно воззрился на Либриса.

– Сколько тебе заплатили?

– А платить и не понадобилось. Деньги здесь ни при чем. Просто я влюблен в технологию. Она слишком совершенна, чтобы ей помешали такие люди, как вы. Я получу стопроцентный контроль. Все пойдет через ГТУ. Больше не будет никакого Кладезя, никаких генератов, никакого Совета, никаких забастовок недовольных персонажей из детских стишков. Конструирование и сбыт необходимо объединить ради эффективности! Но знаете, что в этом самое ценное? Больше никаких авторов. Никаких срывов крайних сроков! Никаких сомнительного качества продолжений – все книги серии будут на одном уровне! Когда издателю понадобится бестселлер, ему потребуется только связаться с нашим единственным представителем на Той Стороне!

– Хоули Ганом, – пробормотала я.

– Именно. Знаете, сколько теряется денег, когда люди дают друзьям почитать свои книги? Доход от рекламы и вложений, осуществленных при помощи СуперСлова™, уже принес миллиарды! На каждой странице книги мы поместим Ссылки на сопутствующие товары. Это все к лучшему, Четверг, и с точки зрения искусства, и с точки зрения финансов. А в качестве первого шага мы сольем эти два слова навсегда. Как вам нравится финискусство?

Невероятно, но все оказалось куда хуже, чем я думала. Все равно как если бы заводы по производству красок решили напрямую сотрудничать с художественными галереями.

– Но как же книги? – воскликнула я. – Они же будут ужасны!

– Да через несколько лет этого никто и не заметит, – отмахнулся Либрис. – Мистер Глашатай, вы с нами или нет?

– Я скорее умру! – воскликнул тот, дрожа от гнева.

– Как хотите, – ответил Либрис.

Послышался сухой треск, и у меня на глазах Глашатай как-то оцепенел.

– А теперь, – сказал Либрис, – давайте покончим со всем этим. Глашатай, опровергнете ли вы заявления мисс Нонетот по всем пунктам?

– С удовольствием, – механически проговорил глава беллетриции.

Я, не веря ушам своим, повернулась к нему и увидела, что его черты стали не столь четкими, как прежде, – словно фотография не в фокусе. Над сценой снова поплыл дынный запах.

– Друзья! – начал Глашатай. – Мисс Нонетот жестоко ошибается…

Я повернулась к Либрису, который смотрел на меня с торжествующей улыбкой, и полезла в сумку за пистолетом, но тот превратился в пастилу.

– Ну-ну, – прошептал словомагистр. – Это же книгомирный пистолет, а Книгомирье сейчас под нашим контролем. Как жаль, что вы потеряли свой потусторонний браунинг в драке с Твидом!

У меня оставался только один козырь. Я выхватила свой Путеводитель, открыла, пролистнула текстовый маркер и шляпапульту и остановилась прямо на стеклянной панели, под которой находился красный рычажок. Надпись на стекле гласила: «В СЛУЧАЕ БЕСПРЕЦЕДЕНТНОЙ ОПАСНОСТИ РАЗБИТЬ СТЕКЛО». Если это не беспрецедентная опасность, тогда уж я не знаю, что еще должно случиться. Я разбила стекло, схватилась за рычаг и изо всех сил дернула его вниз.

Церемония вручения Букверовской премии завершилась уже под утро. В суматохе все позабыли о вручении главной награды вечера, и Хитклиф был взбешен. Я видела, как он сердито выговаривал своему личному воображателю спустя где-то час после явления Большой Шишки. Конечно, в следующем году он получит свою награду, но рекорда уже не выйдет, и это ему не нравилось. Наверное, подумалось мне, по возвращении домой он отыграется на Линтоне и Кэтрин. Так и вышло.

Никто не был потрясен сильнее меня явлением Большой Шишки, когда я дернула за аварийный рычаг. Для неверующих это стало настоящим шоком, как, впрочем, и для верующих. Она уже так давно сделалась просто фигурой речи, что все были потрясены, узрев ее во плоти. Мне она показалась довольно обыкновенной женщиной лет за тридцать, а Шалтай-Болтай сказал мне потом, что Шишка выглядела как большое яйцо. Как бы то ни было, мраморная скульптура, которая сейчас стоит в вестибюле Совета жанров, изображает Большую Шишку такой, какой ее увидел каменщик мистер Прайс: в кожаном фартуке, с молотком и резцом.