Сергей Жемайтис - Жестокий шторм

— А что, если они затеют судебную тяжбу? Все-таки у них появилась какая-то зацепка. Найдут лжесвидетелей?

— Ничего путного у них не выйдет. Судно погибло при самых благоприятных обстоятельствах. Да… Коли они намереваются раздуть дело, то рискуют многими миллионами. Тогда они должны будут доказать, что и второй помощник с капитаном были в сговоре. А это доказать абсолютно невозможно. Мертвые молчат. Нет, я не завидую страховщикам. Ну а если они лишатся рассудка и все же обратятся в суд, то мы наймем самых знаменитых адвокатов.

— Я бы добавила, Тим, — самых хитрых адвокатов. — Но сознайся, тебя все-таки что-то тревожит?

— Да, Эва. Приятели моей приблудной дочери не выходят из головы. Только они могут осложнить дело, между нами, конечно. У меня нет от тебя секретов, моя радость! Все, что я делаю, — для тебя…

— Верю и благодарю, Тим. Но ведь они погибли… Они не должны вернуться?

— Я не желаю Джейн зла, но она попала в слишком плохую компанию. Сначала этот ретивый репортер, затем негр-профессор, который якшался с капитаном. Врач сообщил, что капитан передал негру какой-то важный пакет.

— В нем может оказаться что-то опасное для тебя?

— Все может быть, потому-то мне захотелось поделиться своей тревогой с тобой, Эва. От тебя у меня нет тайн, хотя рано или поздно ты меня тоже предашь.

— Да что ты, Тим! — Она снова прижалась к его плечу. — Боже, как тебе могло прийти в голову такое?

— Вот пришло, прости. — Чевер задумался. Покачал головой, вздохнул.

— Тим, — задумчиво произнесла секретарша, — скажи мне, Тим, неужели тебе совсем не жаль девочку? Вдруг она действительно твоя родная дочь?

Мистер Чевер так порывисто вскочил, что Эва О'Брайнен едва не свалилась с подлокотника кресла.

— Извини, Тим, я не хотела…

— Оставь меня! — сказал он жестко. — У меня масса дел. Свяжись с Токио. Узнай, что там делает Гольдман, в этом паршивом море. — И мягче добавил: — Иди, иди, моя радость, и прости за резкий тон. Пойми, что мне сейчас не до сантиментов.

— Понимаю, Тим. И ты меня извини.

— Ну, ну, будет! Подставляй щечку и не грусти.

Эва О'Брайнен, улыбнувшись заученной улыбкой, вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой массивную дверь.

Мистер Чевер подошел к окну и отдернул штору. За хаосом крыш голубел залив. На внутреннем рейде стояло множество судов. Белели паруса яхт. В сторону Золотых Ворот скользил кремовый лайнер, отдаленно напоминающий «Глорию». Заметка в «Светоче демократии» будоражила мозг мистера Чевера, и он стал мысленно прикидывать, что еще могут предпринять его противники.

Постараются раздуть найденный «уголек». Будут публиковать интервью с пассажирами, разыщут врачей, санитаров, которые занимались слюнтяем Спиро, полицейских и все это распишут подробнейшим образом, не упоминая пока его имени. Словом, будет объективная подача фактов, интересующих читателей. Все это чертовски неприятно. Хотя у него больше козырей на руках. Пока больше. Но что будет завтра? Они возьмут след и пойдут по нему, как полицейские собаки.

— К дьяволу! — процедил сквозь зубы мистер Чевер. Он не переносил минут слабости, которые притупляли волю.

В приемной секретарша разговаривала с только что вошедшим Рафаэлем Минотти.

— Вы, как всегда, прекрасно выглядите, Эва! — польстил тот.

— Стараюсь не стареть, мистер Минотти.

— Старайтесь, Эва. Молодость — хороший товар.

— Буду во всем следовать вашим советам, мистер Минотти! — Эва О'Брайнен улыбнулась и слегка наклонила голову к бумагам на столе. Это был знак, что встретятся они сегодня в условленный час в условленном месте.

— Какие новости из Токио, Эва?

— Пока никаких. Заказала разговор для шефа на тринадцать часов.

— Прекрасно. Чевер в одиночестве?

— Да, мистер Минотти. Читает почту.

— Пресса нынче великолепна!

— Кроме одной заметки в газете Харриса.

— Это пустяки… — Он бросил на Эву многозначительный взгляд и взялся за ручку двери, ведущей в кабинет.

Мистер Чевер нажал на клавишу селектора, выключая приемную: он подслушивал разговор между компаньоном и секретаршей.

— Наконец-то! — Мистер Чевер порывисто встал и вышел навстречу, крепко пожав Минотти руку, спросил: — Читал?

— Пустяки! Не беспокойся. Это блошиные укусы. Но не думай, что я оставил этот выпад без внимания. Завтра появятся статьи, испепеляющие эту паршивую заметку. В наших материалах будет обвинение в дезинформации общественного мнения и нанесении ущерба процветающему предприятию, дающему работу десяти тысячам моряков, что не так мало в наше время массовой безработицы. Мы прижмем Харриса по всем статьям закона.

— Хорошо, Раф, беспокоит меня другое… Ты послал новых людей?

— Я же говорил тебе. Уже на месте. Отличные ребята.

— Прежние также, видимо, были не из замухрышек.

— Ты прав, Тим, парни с безукоризненной репутацией, не раз испытанные в труднейших делах.

— Но это дело они блестяще провалили…

— Не скажи, Тим. Главное-то сделано — суденышко на дне. И мои ребята не жалели себя. Четверо из них погибли, пятый пропал без вести.

— Отец Патрик?

— Он самый. Таких потерь у меня еще не бывало. Какой-то злой рок.

— Не городи ерунду, Раф. Просто твои люди были растяпами. Если мы сделаем еще хоть один роковой промах, то нам обоим конец.

— Больше этого не случится, Тим. Отбрось мрачные мысли. Больше никто не доставит тебе огорчений. Та троица не вернется в Сан-Франциско. Я гарантирую…

Компаньоны некоторое время помолчали, прикидывая в уме, что может произойти, если троица вдруг объявится в Штатах.

Минотти сказал:

— Конечно, здесь было бы легче заставить их держать язык за зубами.

— Боже избави! Нельзя допустить, чтобы они передали бумаги капитана Смита в прессу! Что в них может быть?

Минотти пожал плечами:

— Мы с тобой довольно хорошо знали Смита. Он любил власть и деньги. Всячески оберегал свое доброе имя, намереваясь заняться политикой. Не может быть, чтобы он раскололся перед смертью. Может, это письма к женщине, к близким? Хотя у него нет родни. Вот подруга была. Вернее, она существует, хотя между ними произошел разрыв. Что, если в этом письме — последнее прости?

— Он не был сентиментальным, этот морской волк. Хотя…

— Я приказал письма уничтожить, не читая.

— Думаешь, твои люди не заглянут в пакет?

— Не посмеют. Таков приказ. Они знают, что их ждет за ослушание. А мы с тобой, Тим, не любопытны. Пусть бумаги останутся тайной капитана. Ты не возражаешь?

— Ты принял правильное решение, но мне хотелось бы знать, какие мысли приходят человеку в его последние минуты.