Роберт Шекли - Машина Шехерезада - шесть историй

С малышом Клодом была связана какая-то история, о которой Байерсоны предпочитали не распространяться, а мы решили не настаивать. В конце концов, нам с ними жить под одной крышей, так не все ли равно?

Как нам поведали Байерсоны, похищение малютки Клода оказалось простым и незатейливым: «Прощай, Клодик», «Прощай, папочка». Когда же мы спросили их, как они допустили подобное, они ответили:

– О, все прошло прекрасно. Я хочу сказать, что мы как раз на такое и надеялись. Мы, Байерсоны, именно так и осваиваем новые места – когда кто-нибудь крадет наших детей.

Что мне оставалось? Я попросту прекратил разговор. Что можно сделать с такими пассивными существами? Неужели их совершенно не волнует, что из малыша Клода могут вырастить какого-нибудь барнардского ворюгу? Сегодня одна раса, завтра другая. В некоторых инопланетянах совсем нет расовой гордости. Настоящие кукушки.

Сделать мы ничего не могли, поэтому все вместе уселись смотреть телевизор. Нам всем хотелось посмотреть наше любимое шоу Мононгахелы Рид.

В тот вечер главным гостем в шоу Мононгахелы был человек, первым съевший мунгулу. Он признал это совершенно открыто, даже несколько вызывающе, и заявил:

– Если подумать, то почему считается этичным есть только глупые или введенные в заблуждение существа? Лишь слепые предрассудки не позволяют нам питаться существами разумными. Эта мысль пришла ко мне несколько дней назад, когда я разговаривал с несколькими глотчами мунгулу, лежавшими у меня на тарелке.

– А сколько мунгулу входит в глотч? – спросила Мононгахела.

– От пятнадцати до двадцати, хотя бывают и исключения.

– А что они делали у вас на тарелке?

– Мунгулу обычно на них селятся. Они тарелкоспецифичны.

– Я еще не сталкивалась с такими существами, – призналась Мононгахела.

– Они встречаются почти исключительно в том районе, где я живу.

– И как они к вам попали?

– Просто появились как-то вечером у меня на тарелке. Сперва один или два глотча. Они немного напоминают устриц. Потом их стало больше, а когда набирается полдюжины или больше, то с ними уже можно вести более или менее осмысленный разговор.

– Они сказали, откуда прибыли на Землю?

– С планеты Эспадрилла. Я так и не смог понять, в какой части космоса она находится.

– Они объяснили, как попали сюда?

– Сказали что-то насчет серфинга на световых волнах.

– Что натолкнуло вас на мысль съесть мунгулу?

– Ну, поначалу вовсе об этом не думал. Когда существо с вами разговаривает, вам ведь не приходит в голову желание съесть его? Или ее. Не приходит, если вы сами существо цивилизованное. Но эти мунгулу начали появляться у меня на тарелке каждый вечер и вели себя очень нахально. Всякий раз выстраивались рядком на противоположном от меня краешке тарелки – а тарелки у меня из прекрасного фаянса, должен вам сказать. Иногда они просто болтали друг с другом и вели себя так, словно меня вовсе рядом нет, потом кто-нибудь из них притворялся, будто только что меня заметил: а, вот, мол, и мужик с Земли здесь, – и мы начинали разговаривать вместе. Так продолжалось несколько вечеров, и мне стало казаться, что в их поведении есть нечто провокационное. Создавалось впечатление, что они хотят мне что-то сказать.

– Думаете, они хотели, чтобы вы их съели?

– Ну, они этого не говорили, по крайней мере прямо. Но до меня понемногу начало доходить. Я что хочу сказать: если им не хотелось, чтобы их съели, что они в таком случае делали на тарелке?

– И что произошло потом?

– Короче говоря, однажды мне эти дурацкие игры надоели, и я наколол одного на вилку и проглотил.

– А что сделали остальные?

– Притворились, будто ничего не заметили, и продолжали болтать. Только разговор у них пошел более тупой, потому что одним стало меньше. Понимаете, чем их больше собирается вместе, тем умнее они становятся.

– Давайте вернемся к проглоченному мунгулу. Он протестовал, попав к вам в рот?

– Нет, он словно ожидал этого. Мне показалось, что для мунгулу нет ничего жестокого и несправедливого в том, что его глотают.

– И какие они на вкус?

– Немного напоминают панированных устриц в остром соусе, но есть некоторые тонкие отличия. Инопланетяне, сами понимаете.

Когда шоу закончилось, я заметил стоящую в углу нашей комнаты колыбельку. В ней лежало прелестное маленькое существо, чем-то похожее на меня. Сперва я подумал, что это каким-то образом вернувшийся Клод Байерсон, но Римб тут же все объяснила:

– Это малютка Челчек. Он наш.

– Ах вот как? Что-то я не припоминаю, чтобы ты ждала ребенка.

– Я отложила роды до подходящего момента, – пояснила она. – Мы, божественники, умеем это делать.

– Как ты его назвала? – спросил я.

– Его зовут Челчек.

– Это что, типичное имя на вашей планете?

– Вовсе нет. Я назвала его в честь твоего вида.

– А откуда же такое имя?

– Разве ты не догадался? Челчек означает «человечек».

– Вообще-то мы на Земле делаем все не так, – сказал я, но она так и не сумела понять, что я имел в виду. Да и я не понял ее объяснения, в результате какого процесса Челчек появился на свет. Откладывать роды не свойственно жителям Земли. Насколько я уразумел, Римб решила подождать подходящего для родов дня. Но до сути мы так и не сумели добраться. Бывает.

Челчек лежал в колыбельке, агукал и вообще вел себя так, как, на мой взгляд, полагается нормальному человеческому младенцу. Я очень гордился. Мы с Римб оказались одной из первых смешанных пар, у которых появилось потомство. Позднее я узнал, что ничего особенного в этом факте нет, и на всей Земле рождались такие дети. Но какое-то время это было для нас важно.

Соседи стали приходить поглядеть на младенца. Первыми, выйдя из своей новой комнатки, которую они прилепили снаружи к стене дома после линьки, заглянули Байерсоны. Они осмотрели Челчека с ног до головы и сказали:

– Выглядит неплохо.

Они предложили нянчить малыша, но нам не захотелось оставлять Челчека с ними наедине, потому что мы все еще не сумели достоверно узнать, чем Байерсоны питаются. Загвоздка в том, что на сбор точной информации об инопланетянах уходит очень много времени, хотя федеральное правительство и решило сделать общедоступными сведения обо всех существах, прибывающих на Землю.

Присутствие среди нас инопланетян стало причиной следующего шага в развитии людей и возродило интерес к композитной жизни. На наш с Римб взгляд, было бы интересно стать композитным существом вроде медузы или «португальского кораблика». Но полной уверенности у нас не было, и поэтому мы не знали, радоваться или нет, когда получили по почте уведомление о том, что мы выбраны кандидатами на создание композитного существа. В те дни включение в композит было еще чем-то необычным.