Александр Рубан - Сон войны (сборник)

А вакуум-энергетикам, между прочим, только дай волю — всю ихнюю утопию по миру пустят. В лучшем случае… Ну, ничего, они еще спохватятся — даст бог, не при мне.

Не дома я здесь. Ох, не дома! Да еще эти эллинские привычки, отстоявшиеся за сорок лет… Врут они, все-таки, что не сорок, а только двенадцать плюс или минус полгода. Для Наденьки — да, может быть, и двенадцать. Значит, теперь ей тридцать, она и выглядит ровно на тридцать. Ну, Командор всегда был человеком без возраста — он и сейчас такой. А мне шестьдесят, а не тридцать два — и выгляжу я на шестьдесят, что бы они там ни говорили. Уж глазам-то своим я верю. И нечего мне про выпадение памяти, понимаешь. Что, я своего Томска не помню? По заповеднику не бродил? Да я там каждый уголок…

Дима глянул вперед, на заповедник старого Томска, и сейчас же отвел глаза вправо, на север. На севере было привычнее. Знакомо и мило — если не очень всматриваться.

— Любуетесь?

Дима нехотя обернулся и сполз с парапета. Это был сосед, один из хозяев Машки. Бодренький низенький старичок, затянутый в серое и строгое, с пухлым портфелем под мышкой и с таким же животиком. Работал он представителем городского бюро, а звали его кто как. Кто Геннадием Агрегатовичем, кто Агнессием Аккуратовичем — он никогда не обижался, но обязательно поправлял. Хотя настоящее имя его было, конечно же, ненастоящим — как почти все в нем.

— Любуюсь, — Дима улыбнулся и ткнул пальцем в животик, который тут же с громким хлопком опал и съежился. — Олицетворение дутого авторитета?

— Именно! — обрадовался сосед, сунул руку в карман, где носил баллончик с жидким азотом, и авторитет, натужно шипя, восстановился. — А что же вы Машку не шуганули? Опять молоко горчить будет.

— Шугал, — вздохнул Дима. — Так ведь это ж коза! Никакого почтения к вышестоящим формам жизни.

— Биологические аналогии опасны! — нравоучительно заявил старичок.

— «Исторические аналогии опасны», — поправил Дима. — Ницше, кажется? Или Сталин?

— И тот, и другой, — охотно уточнил старичок. — Но первый высказал это в философском трактате, а второй — по слухам — в приватной беседе, когда его сравнили с Наполеоном. Вы, Дима, очень хорошо знаете историю Власти.

— Просто мы с вами уже говорили об этом изречении, Герасим Панкратович, — напомнил Дима.

— Геноссе Аппаратович, с вашего позволения. — Старичок слегка поклонился. — Геноссе Аппаратович Тоталько… Сегодня в Пантеоне выборы. Среднее здание. Музей Политического Руководства. Вы придете?

— А что там будут выбирать?

— Меня. На новый срок. В пяти близлежащих магазинах будет организована раздача мужских подтяжек.

— Почему подтяжек? — не понял Дима.

— По талонам. Вместе с избирательным бюллетенем вы получите талон на мужские подтяжки.

— А что это такое?

— Это такие эластичные ленты с зажимами — цепляете их за штаны и перебрасываете через плечо. Очень забавно.

— А зачем?

— Чтобы привлечь избирателей. Это политическая борьба, как вы не понимаете?

— Кого с кем борьба?

— Не кого с кем, а во имя чего. Во имя моего избрания.

— Да, в этом вопросе я слабоват, — признался Дима. — Но почему именно подтяжки?

— А вы можете предложить что-нибудь другое? Так предлагайте, да побыстрее — ведь нужно успеть растиражировать талоны! Кстати, если вы пойдете на выборы, не забудьте: бюллетень надо опустить в урну — вам покажут, что это такое, — а талон отнести в магазин. Не перепутаете?

— А если перепутаю?

— Не беда. Талон вместо бюллетеня будет считаться голосом против меня, ибо голосование в этом случае сопровождается демонстративным отказом от дефицита.

— То есть, вас могут и не избрать? На новый срок?

— Ничего подобного! Неужели вы думаете, что все жители Томска придут на выборы? От силы человек тридцать, я это уже просчитывал. Плюс аппарат, но он…

— Аппарат — это ваш папа?

— А?.. Д-да, в каком-то смысле… Аппарат — это еще сто сорок человек. Но аппарат ничего не перепутает, он проинструктирован. А число неявившихся избирателей автоматически отождествляется с числом голосов «за». Таким образом, я буду избран абсолютным и подавляющим большинством.

— Странная система, — сказал Дима. — По-моему, вы там ерундой занимаетесь, в Пантеоне.

— Именно! — опять обрадовался председатель. — Замечательно, что вы сами сделали этот вывод — даже не побывав на выборах, чем я особенно восхищен! У вас, Дима, аналитический склад ума — вы умеете абстрагировать и обобщать. Из одного-единственного примера моей деятельности вы интуитивно верно индуцировали общее правило: власть предержащие всегда занимаются ерундой! Это обнадеживает — я имею в виду ваши способности. С удовлетворением убеждаюсь, что опасения Надежды Мироновны весьма и весьма преувеличены: вы успешно боретесь со своей амнезией и не сегодня-завтра сделаете новый, решающий шаг на пути к восстановлению акратического мировоззрения. Но — не буду вас торопить и тем более не буду вам подсказывать готовых формулировок, ибо только собственные открытия запоминаются на всю жизнь… Желаю вам неуклонного роста ускорения темпов развития ваших еще более лучших успехов! — выпалив на едином дыхании эту замысловатую фразу, старичок взмахнул портфелем, разбежался и сиганул через парапет.

Дима не стал смотреть, как крутая спираль силового поля несет его к основанию башни. Это уже не смешило. Геноссе Аппаратович Тотально деятельно занимался ерундой: в полном соответствии со сценарием должности впадал в детство.

«А ведь это предлог! — подумал Дима. — Меня пригласили на выборы, и я могу слинять на целый день. Даже обязан слинять. Будет просто невежливо с моей стороны, если я не слиняю…» — Он подмигнул Машке (которая опять взобралась передними ногами на парапет и, морщась, упрямо обкусывала зеленые гроздья цитрусовых), повернулся и бодрой трусцой побежал по дорожке сада в свою квартиру.

Ванна была готова, но, прежде чем снять плавки и плюхнуться в нее, Дима попробовал ногой воду. Ну так и есть: опять слишком холодная! А Демодок старенький, он тепло любит. Что у них тут за автоматика такая дурацкая — сколько ни объясняй… Спокойно, Дима, спокойно. Это же квазимир. Еще один «квази», только и всего. Шлепая мокрой ступней по паркету, он подошел к стене, обнажил пульт мажордома и вручную, но очень-очень вежливо растолковал ему, что воду следует подогреть до тридцати шести градусов по Цельсию. И что шампунь желателен целебный (хвойный, например), но ни в коем случае не «Молодежный»… Ничего, найдешь, если постараешься! И никаких тонизирующих добавок: мне шестьдесят, а не тридцать два, у меня сердце может не выдержать, понял? Раздолбай позитронный!.. Это не заказ, это обозначение моих отрицательных эмоций. А ты в словаре посмотри… Сам ты психический! В словаре Бодуэна де Куртене…